– - Верно что!
Послышался смех.
– - Где же это дорога? -- проговорил, подвязывая чересседельник, Евдоким.
– - Дорога все на своем месте, куда ж ей деваться? -- сострил кто-то.
Опять послышался смех.
Запрягши совсем лошадь, начали обсуждать, что им теперь делать. Другой свидетель со стороны Евдокима -- Никон предложил повернуть направо. Ему думалось, что дорога в этой стороне; его послушались, разместились каждый по своим саням и поехали.
Ветер забирал все сильней. Снег, подгоняемый им, шелестел беспрерывно. Мужики переговаривались между собой.
– - Хорошо еще, сугробы нечастые, а то втесались бы раза по три вот так, -- узнали бы Кузькину мать с горбинкой.
– - К чему тут сугробов-то надуть, вишь, как ладонь.
Вдруг опять послышалось пение петухов.
– - Братцы, деревня близко.
– - Только какая, вот в чем дело.
– - Верно Курьяново.
– - Почему ж Курьяново, аль потому, что там трактир?
– - Знамо дело, а то почему же больше.
Опять раздался смех.
Мелькнули какие-то кустики, попался ручеек. Вот передняя лошадь как-то поднялась, как будто сделалась выше, и пошла скорей. Сазон соскочил с саней, нагнулся и крикнул:
– - Братцы, дорога!
– - Ну, и славу Богу.
– - Пошел, гнедко!
– - Скорей, замерзли!
Лошади побежали трусцой.
В курьяновском трактире было пусто, тихо и холодно. Большая грязная комната его освещалась только небольшой лампочкой, стоявшей на буфете. В нем не было ни души посторонних. Только один хозяин его кипятил куб. Подложивши под куб свежих дров, трактирщик остановился посреди комнаты и, почесывая правой рукой под левой мышкой, раздумывал: зажигать или не зажигать ему большую лампу. Подумавши, он решил, что зажигать не стоит, скоро свет, посетителей никого нету, семейные все еще спят, а для него одного-то достаточно и этой лампочки.
Вдруг в дверь постучались. Трактирщик подошел к двери и отпер ее. Дверь распахнулась, и в нее вкатились огромные клубы холодного пара, и один за одним вошли пятеро мужиков. Они поздоровались с трактирщиком и начали разминаться. Кто потирал руки, кто поколачивал нога об ногу, кто обтаивал сосульки на бороде и усах. Трактирщик понял, что ему приходится зажигать большую лампу, и принялся засвечать ее.
Пока трактирщик возился с лампой, мужики расправились и прошли в переднюю часть трактира. Первым прошел Парамон, а за ним направился Евдоким. Евдоким был приземистый мужик, с широкой лопатообразной бородой, идущей от самых ушей, и с маленькими вострыми глазками. За ними потянулись и их спутники. Спутники бойко разговаривали между собой. Парамон с Евдокимом хотя и молчали, но по лицам их было заметно, что они находились в благодушном настроении. Им было приятно и от этого тепла трактира, и от мысли о предстоящем чаепитии, и от того, что им теперь уже не придется плутать так, как плутали сейчас. Они хотя и не старались встречаться друг с другом глазами, но злобы друг к другу не чувствовали.
– - Откуда вы? -- спросил трактирщик.
Мужики сказали.
– - Куда ж вас Бог несет?
– - В город.
При слове 'в город' Парамон и Евдоким вспомнили, зачем они туда едут, и вдруг благодушное выражение на их лицах исчезло, и они оба как будто бы потемнели. Перекинувшись сердитыми взглядами, они стали помещаться за разными столами. К ним присоединились и их свидетели.
– - Чайку, -- спросили они.
– - Так коли вы с одной деревни, что ж вы врозь садитесь-то, -- сказал трактирщик; -- садитесь вместе, я вам в одном чайнике и заварю.
Мужики как-то приумолкли, свидетели переглянулись меж собой, Парамон с Евдокимом сильно смутились и почувствовали себя неловко.
– - Что ж, пожалуй бы и вместе, -- как-то робко проговорил Никон и оглянулся на всех.
Евдоким вдруг вспылил и, моргая на трактирщика своими вострыми глазками, проговорил:
– - Давай, как спрашивают-то, чего тут; вместе мы, може, не хотим.
И выпаливши это, он быстро повернул голову и уставился в окно. Никто после этого не сказал ни слова.
– - Мне как хотите, -- проговорил трактирщик и стал собирать чай. Подавши чай на столы, он опять спросил: -- По каким же делам вы в город-то едете?
Опять всех охватило смущение. Всем сделалось крайне неловко. Но больше всех неловко было Парамону с Евдокимом. 'Что он пристает! -- думалось им обоим. -- Какое ему до этого дело?' И Евдокиму уже хотелось осадить трактирщика такого рода вопросом, как один из свидетелей опередил его и удовлетворил любопытство трактирщика. Трактирщик, узнавши в чем дело, не стал больше приставать к проезжим, а молча удалился к себе за стойку.
– - Ну, что ж, хозяин, перед чаем-то надо бы водочки выпить? -- проговорил Кирило, обращаясь к Евдокиму.
– - По стаканчику, знамо, надо бы, -- поддержал его и Никон.
– - Ну, что ж, водочки, так водочки, -- сквозь зубы проговорил Евдоким.
– - По чем полбутылки? -- спросил Никон у трактирщика.
– - Простой или запечатанной?
– - Запечатанной.
– - Четвертак.
– - А бутылка?
– - Сорок пять.
– - И нам бы надо пропустить, -- молвил Парамон.
– - Гляди, как хочешь, -- сказал Сазон.
– - Давай, и мы полбутылки возьмем.
– - Ну, вот это-то уж и не выгодно, -- сказал Кирило: -- лучше бы вместе бутылку взять, пятачок выгадаем, а он на селедку годится.
– - Ну, уж коли судиться едем, за выгодой гнаться нечего, -- шутливо молвил Никон. -- Тут не один пятачок упускаем. Если все-то подсчесть, не пятачком запахнет.
– - Да, потом, как же это вы вместе пить-то будете? -- смеясь заметил трактирщик. -- Недруги и вдруг из одного стакана.
– - Верно-что. Ха-ха-ха!
– - Никак невозможно. Хо-хо-хо!
Смех поднялся общий и заразительный.
Евдоким с Парамоном как ни старались удержаться от улыбки, но не могли.
Трактирщик, заметивший улыбки на их лицах и, видимо, любивший посмеяться, решил поддержать смех.
– - Хорошие недруги-то по одной дорожке стараются не ходить, а не то что вместе водку пить. У нас вот