Проехали одну деревню, протянулись землями, принадлежащими к одному барскому имению и тянущимися верст на шесть. Оставили за собой и барский двор и въехали в большую лощину, называвшуюся Лужки. Лощина эта раскинулась версты на четыре и была ровная и гладкая. Дорога по ней пролегала только в зимнее время. Настоящая дорога шла другими местами, поэтому вешек по ней не ставили. От этого и оттого, что лощина была гладкая, дорогу нередко заносило, и путники по ночам часто сбивались с нее и плутали. Мужики объясняли это тем, что тут их леший водит, и не любили ночью ездить Лужками. Проехав барское поле и очутившись совсем на открытой местности, Парамон с Сазоном почувствовали, что начинается ветерок-ползунок, и Парамона взяло беспокойство.

– - Пожалуй, заметать будет, -- сказал он с досадой в голосе.

– - Уж сейчас заметает, -- проговорил Сазон.

– - Дело не хвали, -- молвил Парамон, крякнул и замолчал.

Он то и дело вглядывался вперед, стараясь не упустить из виду дорогу, но это было очень трудно. Следы дороги почти невозможно было разглядеть в темноте. Вскоре он почувствовал, что лошадь начала упираться и то и дело сбиваться то направо, то налево. Она теперь уж чуть трусила и часто переходила с рыси на шаг.

Парамон то и дело постегивал ее кнутом и все заглядывал ей под ноги.

А кругом стояла мгла. Теперь уж не было видно ни лесов, ни огорков, а висела густая дымчатая пелена. Бело было внизу, бело по сторонам, бело вверху. Ветерок делался больше и больше. Он дул им справа, и катившийся от него снег тихо шелестел. Вдруг по ветру донеслось пенье петухов. Видно, они сравнялись с деревней Высокой, стоявшей от дороги в версте. Сазон проговорил:

– - Петухи поют, знать свет скоро.

– - Небось что, -- часа два, чай, едем, -- сказал Парамон.

Лошадь вдруг пошла шагом. Парамон стегнул ее, но она только хвостом вильнула. 'Но, дурашка!' крикнул Парамон и изо всей силы вытянул ее кнутом вдоль боку. Лошадь трухнула несколько шагов и опять перешла на шаг. Вдруг она стала забирать вправо. Парамон дернул за левую вожжу, она пошла налево.

– - Что ты вертишься, чорт! -- крикнул Парамон и еще раз вытянул по ней кнутом.

– - С дороги не сбились ли? -- сказал Сазон и выскочил из саней.

Очутившись на снегу, он почувствовал, что ноги его попали не на твердое место. Сазон метнулся направо и налево, -- везде был рыхлый снег и нога тонула.

– - Стой! -- крикнул Сазон, мы ведь не по дороге едем.

Парамон остановил лошадь.

– - Как не по дороге, где ж она?

– - Должно потеряли.

Сазон подошел к саням и стал оглядываться кругом.

– - Где ж это мы сбились-то?

– - Где-нибудь недалече, -- сказал Парамон: -- ведь я, кажись, все глядел.

– - Глядел, да не углядел, -- сказал Сазон. -- Ну, постой тут, я пойду поищу.

Он пошел назад по следу. Парамон крякнул и сердито нахлобучил шапку. Досада, разбиравшая его с тех еще пор, как он только поднялся с постели, усилилась. 'Ведь вот несет же чорт незнамо куда, думалось ему; сидеть бы да сидеть дома. Спал бы теперь за милую душу; встал бы, скотину убрал да чайку попил, а на место этого плутай вот тут'.

'Не ездить бы', подумал дальше Парамон. Но только он это подумал, как сейчас же решил, что это нелепо. 'Как же так не ездить: значит, оставить в силе постановление волостного суда? Значит, сидеть 15 дней? Мне сидеть?' -- вслух проговорил Парамон и почувствовал, как по его телу точно что пробежало, и стало подниматься то неприятное знакомое ощущение, которое он испытывал, когда еще шел на волостной суд и которое было так мучительно. К горлу его точно что подкатилось и слегка сдавило его.

'Нет, уж это подождем! Пусть он об этом не думает, а то он меня первый обидел, и я должен сидеть!..'

И Парамон вдруг проникся злобным чувством к своему сопернику и стал думать, что он будет говорить на суде, как он разъяснит, что он не только никаких дров не воровал, но и соломинкой чужой не пользовался, что он всякое пользование чужим добром считает грехом, да не имеет в этом никакой нужды. Он, слава Богу, не какой-нибудь, а обстоятельный крестьянин. У него все заведено. Оброк он платит исправно и недоимок за ним никаких нет.

Он уже видел, как судьи проникаются к нему сочувствием, признают приговор волостного суда несправедливым. Они не только отменяют его, но решают сделать выговор волостному суду за то, что они очень неразборчиво осуждают, и постановляют осудить другую сторону. Насколько? На 15 дней. Парамон был этим даже ошеломлен. 'Нет, это много, -- подумал он. -- На недельку, вот это в самый раз, и этого будет довольно. И это он будет долго помнить'.

И нехорошие чувства исчезли из души Парамона, и на сердце его сделалось тепло и покойно. Вдруг с левой стороны из окружавшей его мглы послышался крик:

– - Ге-гей!

– - Ого! -- отозвался Парамон.

– - Где ты? -- кричал Сазон.

– - Зде-ся! -- отвечал Парамон.

Парамон стал глядеть в сторону, откуда послышался крик, и через минуту различил надвигавшуюся на него фигуру Сазона.

– - Ну, что? -- спросил Парамон.

– - Надо в сторону пойти, -- сказал Сазон: -- сзади дороги давно нету, поле и поле.

– - Фу ты, шут возьми! Ты спешишь себе, а тут выходит себе, -- сердито проворчал Парамон и вылез из саней.