Востока — потомок князей Гантимуровых. Впрочем, интерес к астрологии у меня проснулся случайно и сначала носил чисто прагматический характер. Обратиться за помощью к деду меня побудила первая любовь. Очень нравилась одноклассница — красавица блондинка. Захотелось узнать о ней побольше. Мне было 13 лет, астрологию всерьез я не воспринимал — все-таки сказывалось советское воспитание, но тут подумал: а вдруг знания деда помогут? Пришел к нему и говорю: хочу понять, что собой представляет эта девушка, чем ее можно заинтересовать и есть ли будущее у наших отношений. И я поразился, какую точную характеристику он дал моей избраннице. Точно описал ее взбалмошный характер — семь пятниц на неделе, рассказал про ее увлечение теннисом, про прекрасную память — а она великолепно читала стихи наизусть. Но вердикт деда оказался для меня просто убийственным: «Ничего у тебя с ней не получится, зря тратишь время». Я его не послушал, еще какое-то время пытался ухаживать за той девушкой, но в итоге и вправду ничего из этого не вышло. Потом еще пару раз обращался к деду с просьбой охарактеризовать других людей. Про одного моего друга он сказал, что тот будет чиновником и наши пути разойдутся, мы перестанем общаться. Так впоследствии и произошло. Когда же я в очередной раз пришел к деду, он ответил: «Слушай, займись-ка астрологией сам».
— На тот момент я учился в 9-м классе и для начала решил проанализировать гороскопы известных людей. Чтобы набрать статистику, взял в библиотеке Большую Советскую Энциклопедию и стал выписывать даты их рождения по знакам зодиака. На это у меня ушло 12 общих тетрадей. Без преувеличения это моя первая «курсовая» работа по астрологии! И вот что меня поразило: множество полководцев родились под знаком Стрельца, ученые-физики и математики оказались Девами, а психологи — Скорпионами. Я понял, что это не может быть просто совпадением, так как превышает теорию вероятности в несколько раз. Наверное, именно тогда я осознал, что хочу стать астрологом. Окончив школу, я поступил в Историко-архивный институт, чтобы иметь доступ к архивам, закрытым для общего пользования. Таким образом мне удалось бы получить специальность, которая максимально помогла бы мне в занятии любимым хобби — астрологией. На последних курсах института я начал читать подпольные лекции. Проходили они в разных местах — в кружках при ЖЭКах, на квартирах. Но самая первая моя лекция состоялась в одной из лабораторий Первого мединститута, которую возглавлял ныне покойный профессор Арсений Николаевич Меделяновский. Это был уникальный человек, один из тех, кто пытался научно объяснить феномены парапсихологии. Он изучал работу знаменитых экстрасенсов, в частности Джуны. А познакомил меня с ним мой бывший сосед Владимир Иванович Сафонов — инженер по образованию, ставший основателем всей советской экстрасенсорики и парапсихологии. Он обладал уникальным даром, мог по фотографии определить, жив человек или нет. Это его умение помогало в поиске пропавших людей. «Вот этот умер, а этот живой — сбежал от вас, где-то на Севере вкалывает», — говорил Сафонов, глядя на фотографию. Вскоре выяснялось: точно, молодой человек сбежал из родного города в поисках приключений. К Сафонову нередко обращались сотрудники спецслужб. Я плотно стал с ним общаться, когда мне было лет 18, а в дальнейшем стал выступать с лекциями по астрологии у него на квартире.
— Слушателей было много. Некоторые из них впоследствии прославились. Так, в 1982 году ко мне на лекции приходил Алан Чумак вместе со своей дочерью. Целый год ходил, молча слушал и тщательно записывал, но ни слова не сказал, ни одного вопроса не задал. А вот будущий астролог Александр Зараев, посещавший мои лекции в 1982—1983 годах, наоборот, был очень активным слушателем. Всего же у меня насчитывается порядка 30—40 тысяч учеников.
— Сам виноват. По наивности я прочитал первую в Советском Союзе публичную лекцию по астрологии. До той поры, пока выступления были подпольными, меня никто не трогал. Но в 1984 году руководство ленинградского Дома ученых пригласило меня выступить с лекцией на общественных началах. Было это, как сейчас помню, 20 декабря. По иронии судьбы в День чекиста. На лекции был настоящий аншлаг, люди сидели на ступеньках. Погубило же меня высказывание о Нострадамусе, о котором, кстати, именно я впервые публично рассказал в нашей стране. Вообще Нострадамуса я считаю самым великим брендом в астрологии, историческим феноменом. Он не ведал грядущей популярности и достаточно скромно относился к своей персоне — публиковал пророчества и зарабатывал на этом деньги. Рассматривать Нострадамуса вне исторического контекста того времени нельзя. Он верил, что видит будущее, называл свои пророчества видениями. Впрочем, это имеет мало отношения к астрологии, скорее уж к ясновидению. А в тот день я поведал о его пророчестве насчет краха некой империи в Восточной Европе летом 1991 года. Точнее, было сказано о том, что империя просуществует не более 73 лет и 7 месяцев. В зале оказались стукачи, которые донесли куда надо о том, что якобы я призвал к свержению советской власти летом 1991 года. Действительно, выходило так, что империя, о которой говорил Нострадамус, — это Советский Союз. Меня обвинили в проведении антисоветской лекции и использовании трибуны Дома ученых для антинаучной пропаганды. Так я и угодил в следственный изолятор «Лефортово». До суда, правда, дело не дошло. Несколько месяцев я провел сначала в СИЗО, а потом в НИИ судебной психиатрии имени Сербского. Следователь так и сказал: «Выбирай: или в тюрьму, или в психушку». В НИИ меня долго обследовали, первоначально хотели поставить диагноз «вялотекущая шизофрения». В советское время это был самый популярный диагноз — изобрели его специально для инакомыслящих. Врачи говорили: внешне болезнь себя никак не проявляет, но при этом человек неадекватен окружающей действительности — говорит не то, что нужно, не то, что требуют партия и правительство. Слава богу, диагноз мне так и не поставили. Кстати, во многом благодаря Горбачеву. Именно при нем стал обсуждаться вопрос о том, сколько людей гнобят в психушках по ложным диагнозам. Вот меня и отпустили. Но после пребывания в «Лефортово» меня мгновенно исключили из комсомола, уволили с работы из Московского городского архива. После этого кем я только не был: ночным сторожем, оператором газовой котельной, в санэпидемстанции боролся с тараканами и клопами. Кстати, именно в те годы я себе испортил носоглотку и заработал аллергию от постоянного общения с ядами. Труд был тяжелый, а платили мало. Приходилось параллельно с основной работой заниматься астрологией.
— Клиенты у меня появились в 1985 году. Кто точно был первым, я сейчас уже не помню. Зато очень хорошо запомнил несколько встреч. Например, с Лазарем Моисеевичем Кагановичем. Последнему сталинскому наркому было уже 90 с лишним лет. Он плохо ходил, почти не видел. Меня ему порекомендовали как историка. Каганович принял меня с радостью, так как все время хотел реабилитироваться в партии, пригласил в свою квартиру на Фрунзенской набережной. Я пришел и, помню, обратил внимание, что портрета Сталина у него нигде не было. Несмотря на возраст, в Кагановиче чувствовалась огромная внутренняя энергия, да и памятью он обладал великолепной. Как бы между прочим я рассказал ему про свое увлечение астрологией. Тема Кагановича заинтересовала: «А мне вот гадалка в молодости нагадала: будет тебе большой взлет, будет тебе большое падение и будешь жить 100 лет. И вот мне уже 90 с лишним. У меня был взлет, было и падение, причем в том возрасте, в котором она и
