хорошие по обычным критериям люди... В те годы главным борцом с лженаукой был М. В. Волькенштейн. «Магнитобиологические исследования» вызывали у него особо острую реакцию. Его позиция четко изложена им самим в книге [20]. Там есть специальная глава № 13 «О ложной биофизике». В этой главе М. В. даже классифицирует направления «ложной биофизики». Среди этих направлений: «Представления об особых электронных свойствах — полупроводниковых и даже сверхпроводниковых — биополимеров и биологических систем в целом... Представления о наличии в биологических системах новых для физики видов полей. Представления о биологической значимости особых видов слабых излучений. Разнообразные представления о специальных свойствах воды в биологических системах, в частности, о влиянии „омагниченнои воды' на физиологию растений и животных.» ... Бывают же неосторожные авторы! Насколько же нужно быть самоуверенным, чтобы составлять и публиковать такие перечни! Казалось бы - дело в опыте. Надо знать «как на самом деле»... Нет, этим борцам экспериментальные данные не важны. Они и так знают заранее, что может быть и чего быть не может. М. В. не успокаивается на этом и помещает в книгу специальный раздел (стр. 144-149) «Беседы и доказательства, касающиеся лженауки и научных ошибок, этики, эстетики и прочих важных предметов». В этой книге в смягченной форме приведен спор автора с неназванным оппонентом... Я то знаю, что оппонентом был как раз Л. А. Они друзья — давно знакомы и на «ты». Я то знаю, что для Л. А. этот предмет очень острый — его «широкие линии» объявлены результатов вульгарной ошибки - загрязнения препаратов ДНК железными опилками. Он знает, что это не ошибка. Но «научное сообщество»... М. В. ни в каких экспериментальных открытиях «не виновен» - он теоретик, интерпретатор чужих опытов, судья, решающий «лже» или «не-лже». Всю «Беседу» я цитировать не буду. Вот определение автора (М. В.): «Лженаука — явление универсальное, и причина ее процветания лежит главным образом в нас самих - в ученых, не сумевших преодолеть лень, робость, в ученых, лишенных чувства юмора». (Л. А. вряд ли согласится с отнесением этих качеств к себе...) Оппонент (Л. А.) спрашивает: «А не кажется ли тебе, что борьба с лженаукой в какой-то мере нарушает принципы научной этики, нарушает свободу и демократию, без которых наука не может существовать?» Автор (М. В.): «Нет, не кажется. Свобода и демократия означают, что каждый автор работы имеет право на внимание и его труд должен быть оценен специалистами. Но та же демократия означает право на критику и требует, чтобы автор отнесся к ней серьезно и внимательно».

Это, без сомнения фарисейство. Речь идет обычно, о закрытой критике — рецензии тайные и автору критикуемой работы возразить обычно не удается. Достаточный пример - история открытия Б. П. Белоусовым колебательной реакции (глава 17). Ну, а как быть с экспериментальными данными? (Во время этой «беседы»... в комнату врывается возбужденный Посетитель): Посетитель. «...Вы неуважительно, более того грубо отозвались о моей работе. Я требую объяснений и извинений.» Автор. Сожалею, я не хотел вас обидеть, но ничего к мною написанному добавить не могу... Далее текст я пропускаю и привожу лишь самые главные слова Посетителя: «Я готов повторить свои опыты вместе с вами.» Автор. <Лженаучность вашей работы непосредственно следует из общефизических положений. А от совместных опытов я отказываюсь. Я не могу тратить время на опыты, которые считаю бесполезными.» Раздраженный и оскорбленный Посетитель уходит. Оппонент. «И так ли ты уж прав, отказываясь от совместных опытов?» Автор. «Прав, конечно... у меня хватает более серьезных занятий, чем проверка опытов нашего гостя...» Ох, неосторожен М. В. Волькенштейн! И в перечне заведомо лженаучных тем и в без-аппеляционных суждениях и в бестактности, имея в виду ситуацию с «широкими линиями» и беседу с Л. А. Ничему не учит история науки! Сколько вреда принесла человечеству безаппеляционность рецензентов. Мало было борьбы с Коперником, Галилеем, Майером, Зоммельвейссом., мало было авторитетного мнения о невозможности определения химического состава звезд, последовательности аминокислот в белках, падения камней с неба..., мало было запрета на публикацию статьи Б. П. Белоусова о колебательной реакции... Л. А. Блюменфельду потребовалось почти 25 лет, чтобы преодолеть психологические барьеры и вернуться к экспериментам с «широкими линиями». Я не буду нарушать хронологию. Пока речь о годах жизни, в которых он к этим работам не возвращается. В эти годы, его, наряду с «проблемами биологической (и небиологической) физики», остро занимали (типичные для интеллигентов) общефилософские вопросы о сущности и смысле жизни, о смерти, о «свободе воли». До некоторой степени они нашли отражение в его стихах... Что значит «Я»? Ответа нет. Молчит сознание мое. Придется за ответом мне Уйти опять в небытие. 23.11.1995 Пожалуйста, без звериной серьезности! Атмосфера праздников. Важность праздников. Юбилеи Чем острее научные разногласия, чем труднее жизненные обстоятельства, тем важнее «некоторое легкомыслие». Лозунги Н. В. Тимофеева-Ресовского «Наука — баба веселая! Пожалуйста, без звериной серьезности!» — важные условия преодолений не только научных разногласий, но и жизненных трудностей, и имеют медицинский, терапевтический смысл. Мы старались следовать этим принципам, как в повседневной жизни, так и во время регулярных кафедральных праздников. Очень важно с некоторой регулярностью собираться всем вместе. Смотреть друг на друга, оценивать настоящее и вспоминать друзей и обстоятельства прошедших лет. Такие собрания - станции на непрерывном пути во времени. Мы первый раз устроили такой юбилей к 10-летию создания кафедры. В Большой Физической аудитории не было свободных мест. Множество гостей — Н. Н. Семенов, Н. В. Тимофеев-Ресовский, Л. А. Туммерман, М. В. Волькенштейн, Я. М. Варшавский... Шноль-старший (Э. Э. Шноль) снял на 8-мм пленку уникальный фильм. Ценные (как обычно!) фотографии сделал С. В. Тульский. Какие были речи! Какое веселое «выпитие» было потом в столовой Института молекулярной биологии... Кафедральные праздники — эти «станции на пути во времени» сильно отличались друг от друга. 20-летие, 25-летие и 30-летие кафедры мы праздновали в Пущино. И многих уже не было на следующих остановках. Мне представляются кульминационными два наших юбилея: в 1984 г. и 1989 г. (25- и 30-летия). Еще почти все бодры и интенсивны. Но уже ясно, что происходит «смена караула». Л. А. передает руководство кафедрой В. А. Твердислову. А в стране «перестройка». Вот-вот рухнет Советский Союз. Кипят политические страсти. Пусты магазины. Но все еще идет по устоявшимся нормам. Праздник 30-летия нашей кафедры в 1989 г. кажется мне кульминацией... 30 выпусков (30-ый в январе 1990 г.) — около 500 российских интеллигентов! Благородное дело — увеличение численности этого уникального класса. 500 представителей этого класса, объединяемых общими воспоминаниями о лекционных курсах, о лекторах, о Беломорской практике, о лучших годах жизни, бывших до «постепенного холода жизни». В кульминации Л. А. передает жезл — заведывание кафедрой В. А. Твердислову В декабре 1989 г. в Пущино, в здании Института биофизики мы устраиваем грандиозный праздник. В ресторане Пущино более 300 человек. Соединение многих выпусков. Атмосфера всеобщей приязни. Мы с Л. А. настроены элегически. Мы то знаем, что это (как все в жизни) неповторимо. Мы впитываем мгновения. А фотографы С. В. Тульский, С. Савкин (и я тоже...)... запечатлевают эти мгновения. Речь Л. А. в аудитории 5-19 Физического факультета о 30-летии кафедры Биофизики (снимки С. Савкина) После 30-летия кафедры...

С годами Л. А. все больше соответствовал традиционному облику респектабельного университетского профессора, инвалида Великой Отечественной Войны. Он стал медлительным и размеренным. Возобновились боли от осколков в ноге. Был пережит второй инфаркт. Он ходил с палкой. ...Но удостоенный инфаркта По достиженьи зрелых лет Я и де-юре и де-факто Отныне лыс, солиден, сед... Но иногда, когда он читал свои стихи или обсуждал яркие научные новости, он приобретал прежний облик молодого, темпераментного контрабандиста из оперы «Кармен». «Широкие линии» 25 лет спустя... Как ясно из сказанного, Л. А. после 1961 г. напряженно и успешно занимался многими проблемами. Но также ясно, что все эти годы проблема «широких линий» не уходила из его головы. Однако, прошло почти 25 лет когда он смог вернуться к этой проблеме. Много всего было за эти 25 лет. Много и на кафедре и в Институте биофизической химии (отколовшейся части Института химфизики). О событиях в Институте я рассказывать не берусь - не был непосредственным свидетелем. Знаю только, что к этому времени лаборатория Л. А. разделилась на две. Одной стал заведовать А. Ф. Ванин, проводивший все эти годы пионерские исследования природы биогенной N0, открывшие новое научное направление, по которому вслед за ним пошли сотни исследователей во всем мире [22-24]. Вторую возглавил Р.М.Давыдов, занимавшийся механизмами ферментативного катализа. Л. А., освободившись от обще-лабораторных проблем (он остался в должности главного научного сотрудника) наконец, вернулся к «широким линиям». В октябре 1987 г. в редакцию журнала Биофизика была направлена статья А. И. Цапина, О. П. Самойловой и Л. А. Блюменфельда «Закономерности изменения магнитных характеристик клеток дрожжей Sacharomyces