Все это стало результатом крупного компромисса — как политического, так и религиозного, — более или менее приемлемого для общества. Было достигнуто конституционное соглашение, в результате которого власть короны уравновешивалась властью парламента. Для армии после ее роспуска предусматривались вознаграждение и освобождение от какого-либо преследования. Айртон — пожалуй, самый конструктивный политик того времени — мог бы выработать для Англии конституцию, сделав, таким образом, ненужными конституционные битвы последующих веков. В тот момент, после гражданской войны, решение вопроса о том, кто будет обладать верховной властью, не могло быть легким. Карл не был вполне искренним в своей сделке с вождями армии и все еще возлагал надежды на помощь шотландцев. Парламент, со своей стороны, отверг предложения армии и монарха. Члены палаты общин тоже надеялись на шотландцев, которые могли бы вмешаться в английские дела на стороне парламента. Таковы были планы сторон. Но теперь в игру вступила армия.
Генералы стремились умиротворить Англию и достичь урегулирования, которое удовлетворяло бы всю страну, короля и их самих. Но простые солдаты имели другие намерения. Существовала единственная возможность реализовать соглашение между армией и королем — действовать как можно быстрее. Вместо этого генералы допустили промедление. Они занимались главным образом тем, что сдерживали своих людей. Но теперь их речи, похоже, уже производили совсем не то впечатление, чем прежде, потому что были обращены к людям, считавшим короля виновным в пролитии крови и поражавшимся тому, что их славные вожди оскверняют себя, имея с ним дело. Настроение солдат становилось все более угрожающим, и генералы опасались, что могут совсем потерять контроль над ними. Солдаты изучали Ветхий Завет, и примеры, которые они встречали на его страницах, возбуждали их религиозный пыл. Их мысли занимали Аод и Еглон [99], царь Саул и пророк Самуил. Особенно они восхищались поступком Самуила, разрубившего мечом плененного царя Агага [100].
Тем временем пресвитерианская партия в палате общин осознала, что не в состоянии заставить армию замолчать. Но лондонский Сити, во многом выражавший настроения толпы, напомнил парламентариям об их долге. Волнения в столице заставили их аннулировать те примирительные предложения, которые они, в значительной степени против своей воли, выдвинули в адрес армии. Из страха перед лондонской чернью спикер Ленталл и пятьдесят — шестьдесят парламентариев отправились в Ханслоу, где находился штаб армии, требуя у Кромвеля защиты, и получили ее. Армия двинулась к столице, заняла Вестминстер, вошла в Сити и заняла Лондон.
Осенью 1647 г. в пригороде Лондона Пэтни, где стояла армия, проходили острые дебаты.
Генералы, особенно Айртон, пытались направить солдатское волнение в определенное русло.
Был сформирован Совет армии, куда каждый полк избрал своих делегатов. Их называли «агентами» или «агитаторами». Айртон написал довольно далеко идущий проект конституции, в котором, однако, не затрагивались вопросы общественного порядка и прав собственности. На протяжении нескольких недель в Пэтни продолжалась горячая борьба. Был учрежден секретариат для записи выступлений, его протоколы попали в конце концов в Оксфордский колледж. В XIX в. они стали известны ученым, благодаря чему они получили возможность подробно ознакомиться с теми бурными событиями. На сцене появились новые лица: Сексби, Рейнсборо, Уайлдман, Гоффе. Их речи полны страсти и силы, и каждый раз они бьют точно в цель. Кромвелю приходилось слышать такие, например, предложения: «Самый бедный человек в Англии должен жить так же, как и самый великий» или: «Человек не обязан подчиняться системе управления, к установлению которой он не приложил руку». Искренне убежденные в своей правоте, «агитаторы» были готовы подкрепить свои доводы силой оружия.
Доктрина естественного права на политическое равенство шокировала Айртона так же, как шокировала бы Бёрка или Фокса [101]. Он стремился твердо придерживаться среднего курса между парламентом, который нельзя было распустить, и рядовым составом армии, которую нельзя было расформировать. Кромвель одобрял логику рассуждений Айртона, но не его выводы, которые могли иметь далеко идущие политические последствия. Предложения Айртона не производили впечатления на солдатских «агитаторов». Когда генерал Айртон принимался рассуждать о принципе предоставления права голоса только тем, кто имеет земельную собственность, его слушатели задумчиво замолкали. Когда он указывал на то, что требование политического равенства, основанного на законе Божьем или естественном праве, присущем каждому человеку от рождения, повлияет на права собственности, когда он говорил, что «по тому же природному закону он имеет равные права на все, что видит», солдаты склонны были согласиться с его выводами. Их идеи вполне можно сравнить с идеями чартистов XIX в.: всеобщее избирательное право для мужчин, достигших двадцати одного года; равные избирательные округа; переизбираемый каждые два года парламент и многое другое.
Слушая все это, Кромвель все больше мрачнел. Его мировоззрение оставалось елизаветинским. Он считал, что подобные притязания приведут к анархии. Когда ораторы заявили о том, что наступит день, когда не будет ни короля, ни лордов, ни собственности и эти слова вызвали одобрение собравшихся, Кромвель мыслями вернулся к своему поместью. Ему было ясно, что все эти идеи опасны. Аргументы Айртона, направленные на успокоение солдатских масс, могли привести только к бунтам в армии и к новым политическим потрясениям. Но, помимо политики, Кромвелю приходилось думать о дисциплине. Все еще располагая властью, он воспользовался ею без промедления. Восьмого ноября Кромвель провел резолюцию о возвращении представителей офицеров и «агитаторов» в свои полки. Он распустил Совет армии и заменил его Советом своих офицеров. Дебаты в Пэтни закончились.
Политические концепции, которые предлагали представители армии, были реализованы только в наше время.
Поздней осенью 1647 г. Кромвель и Айртон пришли к выводу, что, даже если удастся урегулировать вопросы о выплате солдатам жалованья и добиться официального решения о том, что они не будут преследоваться за деяния, совершенные во время войны, союз короля и армии невозможен: они не смогли склонить к этому войска. Религиозные идеи, вызвавшие бы отвращение у Пима и Гемпдена, социализм и коммунизм (как бы мы сегодня сказали, хотя эти термины были тогда неизвестны), республиканизм, от которого упорно стремился отмежеваться Долгий парламент, требование всеобщего избирательного права для мужчин — все это стало обычным для солдатских сходок. Королю оставалось только найти повод, чтобы порвать со ставшей опасной армией. Это не составило особого труда. Роялисты, разбитые на поле боя, лишенные поместий, все еще ждали своего часа. Парламент продолжал отстаивать свои политические цели. Шотландцы, обуреваемые религиозным пылом и одновременно находившиеся в плену собственной алчности, стояли у границы. Карл, хорошо осознававший ситуацию, начал искать нового союзника. В этих условиях соглашение, которое заключили между собой потерпевший поражение король и одержавшие победу генералы, не выдержало испытания временем. Один полковник из числа «железнобоких», получив прямое указание от своих командиров, намекнул Карлу, что его жизнь в опасности, что на солдатских собраниях открыто обсуждается вопрос о его убийстве в интересах общего блага. В то же время на передвижения монарха не было наложено никаких ограничений.
В ноябре король, убежденный в том, что офицеры больше не в состоянии удерживать своих людей и солдаты вот-вот решатся убить его, покинул ночью расположение армии и без труда добрался до замка Карисбрук на острове Уайт. Здесь, на этом небольшом островке, оторванность которого от мира словно подчеркивал осел, безостановочно крутивший водяное колесо, Карл прожил почти год — беззащитный, но и никем не тревожимый. Он не обладал реальной властью, но был властителем дум многих людей; он вызывал к себе всеобщий интерес хотя бы потому, что им жаждали завладеть различные политические силы. Пока оставался жив король, жила и идея королевской власти, которая должна была быть либо реализована, либо уничтожена; но Карл уже не имел сил, чтобы бороться с англичанами. Оставались шотландцы. С ними он и подписал тайное соглашение, предусматривавшее союз между королевской властью и пресвитерианством. Из-за этого в скором времени и началась вторая гражданская война.
Между тем стало известно о том, насколько далеко были готовы пойти Карл и Кромвель в своих попытках достичь согласия. Армия оказалась на грани бунта. Солдаты уже говорили об аресте и убийстве генералов. Полковники обсуждали возможность предания суду Кромвеля.
Пятнадцатого декабря состоялся смотр армии. Большинство полков подчинилось генералам сразу, но находившиеся под командованием Роберта Лильберна и Томаса Гаррисона взбунтовались. Историк Гардинер так описал эту сцену: «Они появились на поле с копиями «Народного соглашения», приколотыми
