Он подвел ее к родным, вежливо поклонился и сдержанно сказал, что будет ждать их следующего танца.

Когда он снова подошел, чтобы танцевать с ней второй вальс, Линнет шагнула ему навстречу. Они не разговаривали. Им не нужны были слова. За ужином они тоже не говорили друг с другом, ограничиваясь вежливой беседой с другими соседями по столу.

Расставаясь в конце вечера, Джеймс пожелал Линнет спокойной ночи и тихо добавил:

— Могу я пригласить вас на прогулку завтра утром?

Она кивнула в знак согласия, понимая, что завтра будет формально выражено то, что было решено между ними в этот вечер.

Лорд Сидмут в тот вечер танцевал с почтенными вдовами и замужними женщинами. Он не выделил ни одну девушку, не начал шутливых ухаживаний, чтобы она почувствовала себя объектом его внимания. Единственными незамужними женщинами, с которыми он танцевал, были сестры Ричмонд. В обществе хорошо знали, что за старшей сестрой ухаживал лорд Клитероу. Было также известно, что мисс Кейт никогда не проявляла интереса к лорду Сидмуту, и этот вечер подтвердил это мнение. Она вежливо приняла его приглашение, они весело поболтали во время танца, затем он поклонился и отвел ее к брату.

В действительности Гарри не узнавал себя. Большую часть года он ухаживал за девушками, которые по-настоящему не интересовали его. Он очень искусно возбуждал в них надежды, при этом ничем не компрометируя себя. А теперь, когда он понял, что Кейт Ричмонд действительно интересует его, казалось, он безнадежно забыл все приемы ухаживания и флирта. Куда только девалась его смелость и одержимость. Он испытывал какую-то неведомую им прежде робость.

Кейт тоже была озадачена его поведением и своим отношением к нему. Она презирала его за то, что он много флиртовал, и возненавидела его после того, как он поцеловал Линнет. Конечно, она простила его, когда открылась вся правда, но все же продолжала считать его легкомысленным и поклялась, что не поддастся его обаянию.

То, как он посмотрел на нее в Корнуолле, когда толпа соединила их и взгляды их встретились в тот долгий день, заполненный пением и танцами, поколебало ее решение. И в этот вечер, когда он пригласил ее на танец (а она прекрасно знала, что была единственной приглашенной им незамужней женщиной, не считая ее сестры), ей пришлось заново «вооружаться», чтобы противостоять его обаянию. Но, похоже, она готовилась к битве, которая так и не состоялась. Он был вежлив, держал ее в танце на подобающем расстоянии и вовсе не старался очаровать. Она недоумевала, зачем он вообще пригласил ее, если вел себя с ней, как со старой девой, лишенной привлекательности.

Весь остаток вечера она злилась и на себя, и на него. На него — за то, что он не вел себя как легкомысленный повеса, а на себя — за то, что она хотела этого. Конечно, только для того, чтобы наказать его. Но неужели она настолько не интересовала его, что он даже не пытался флиртовать?

К концу вечера у нее совсем испортилось настроение. Она ненавидела себя за непоследовательность. Наверное, она была единственной девушкой в Лондоне, которую он не пытался выманить на балкон или в сад. Она презирала его распутное поведение и в то же время хотела, чтобы именно так он вел себя с ней!

Она провела длинную беспокойную ночь, наполненную снами, в которых ей являлся Сидмут. В одном из них она шла по садовой дорожке, за каждым поворотом которой ее поджидал Гарри, держа в объятиях то одну, то другую женщину. В другом она жила на неправдоподобно длинной улице в районе Мейфер и, выходя за дверь, видела, как из других дверей появляются девушки и протягивают руки за прекрасными цветами от лорда Сид-мута, а она, единственная, остается с пустыми руками.

Гарри провел вечер ничуть не лучше. Бал был неинтересным, даже скучным, его оживил только один танец с Кейт. Но ей этот танец наверняка показался ужасно нудным, потому что он был столь же интересным партнером, как епископ Отли!

Когда он вернулся домой, то тоже долго ворочался в постели. Наконец, отказавшись от попыток заснуть, он спустился в библиотеку выпить коньяку. В его мозгу снова и снова возникала майская песня, исполненная в Пэдстоу, и лицо Кейт, когда ее, смеющуюся и протестующую, втолкнули под коня. Такое живое, искреннее и открытое лицо. Не то чтобы некрасивое, но и не прекрасное. Кейт Ричмонд была цельной девушкой, обладающей и здравым смыслом, и чувством юмора. Она не побоялась поссориться с ним из-за того, как он вел себя с ее сестрой. Он совсем не воспринимал ее как женщину до поездки в Корнуолл, зато теперь она заслонила для него все на свете. Его притягивало к ней, как магнитом, но когда он находился рядом с ней, он словно цепенел. В этом таилась глубокая ирония: единственная женщина, которую он, кажется, мог полюбить, действовала на него так, что он терял весь свой арсенал ухаживателя: обаяние, настойчивость, а главное, свойство ускользать. Потому что он знал, что больше всего женщин привлекает именно это. Они нередко страстно хотят завладеть мужчиной, если знают, что им это вряд ли удастся. А сейчас мисс Кейт Ричмонд могла получить его всего, без остатка, а значит, скорее всего, ей этого не захочется. В этом и заключалась ирония.

Джеймс приехал за Линнет в своем экипаже около полудня. Он не хотел, чтобы оказалось много гуляющих, как обычно бывает в более позднее время, и надеялся отыскать там уединенный уголок. Линнет сопровождала горничная, но Джеймс заранее предупредил грума, чтобы тот отвлек девушку, и Джеймс мог побыть наедине с мисс Ричмонд.

Как и предполагал Джеймс, парк был безлюдным. Утром светило солнце, но потом появились облака и, видимо, отпугнули желающих прийти сюда. Конечно, гулять под угрозой приближающегося дождя было не очень-то романтично. Но Джеймс все-таки приказал груму остановиться в знакомом ему месте, откуда дорожка вела к зарослям деревьев на краю парка.

— Генри, мы с мисс Ричмонд хотим пройтись. Привяжи лошадей, а потом следуй за нами с ее горничной.

Генри подмигнул горничной Линнет.

— Он хочет побыть наедине с твоей хозяйкой, малышка. Дадим им эту возможность?

— Моя хозяйка приказала мне дать им пятнадцать минут, но не больше.

— Как! Так сказала мисс Ричмонд?

— Да нет, не она. Моя настоящая хозяйка — вдовствующая маркиза. Она думает, что лорд Клитероу собирается сделать предложение сегодня.

— Ага, значит, мне не придется отрабатывать это, — с улыбкой сказал Генри, доставая из кармана гинею. — Но я бы ничего не сказал тебе, если бы ты первая не проговорилась.

Джеймс оглянулся несколько раз, но никто не следовал за ними, поэтому он предположил, что все идет как надо. Он взял руку Линнет в свою и ощутил в ней легкую дрожь.

— Надеюсь, вас не беспокоит, что мы остались наедине?

— Нет, Джеймс.

Ему потребовалась целая минута, чтобы поверить в то, что она обратилась к нему по имени.

— Вы назвали меня Джеймсом? Линнет начала оправдываться, уверяя, что оговорилась.

— Пожалуйста, не извиняйся, дорогая. Позволь и мне называть тебя Линнет.

— Да, Джеймс, с удовольствием.

Они медленно шли рука об руку, взволнованные непривычным одиночеством на уединенной тропинке, физической близостью и взаимным желанием стать друг для друга чем-то большим, чем «мисс Ричмонд» и «лорд Клитероу». И тут Джеймс услышал легкое постукивание. Сперва он принял его за шум шагов, но потом понял, что это капли дождя падают на листья деревьев над их головами.

— Черт! — вырвалось у него.

— В чем дело, Джеймс? — спросила удивленная спутница.

— Начинается дождь.

Линнет вытянула руку, и на ладонь упало несколько капель.

— Действительно, начинается.

— Придется повернуть обратно.

— Так скоро?

— Я не могу допустить, чтобы ты промокла, дорогая.