монастырских владений. Но издавались и такие несудимые грамоты, которые влекли за собой перемены даже в области духовного суда. По своему содержанию несудимые грамоты были разными: одни из них полностью освобождали монастыри от подсудности епархиальному архиерею, другие — оставляли монастыри подсудными архиерею в духовных делах, третьи освобождали монастыри от подсудности архиерейским чиновникам, но не самому епископу [701].

Вопрос царя Ивана на Стоглаве (глава 5, вопрос 14) о правомерности таких несудимых грамот поставлен был не без влияния митрополита Макария, ибо эти несудимые грамоты были нежелательны для епископата скорее с практической, чем с канонической точки зрения. Ясно поэтому, что епископы Стоглава решительно высказались против них, и Собор постановил «впредь таким грамотам не быти» (глава 67). В действительности постановление это осталось только на бумаге, ибо царь Иван выдавал несудимые грамоты и после Собора [702]. Пренебрежение к этому постановлению сохранилось и в XVII в. [703] Такая политика правительства связана была с тем, что настоятели монастырей в случае спора с епархиальным архиереем обращались с челобитной не к митрополиту, а к царю. Эта неопределенность и противоречивость отношений, противная каноническому строю Церкви и снижавшая духовный авторитет архиереев в глазах монашества, не могла не иметь последствий; она не способствовала осуществлению архиереями постоянного и строгого надзора за соблюдением монастырской дисциплины [704]. В то время как известная жалованная грамота 1625 г., выданная юным царем Михаилом патриарху Филарету, в некотором смысле восстанавливала судебные права церковной иерархии [705], Уложение 1649 г. и учреждение Монастырского приказа вносили новую путаницу в нормальные взаимоотношения между епархиальными архиереями и монастырями. Протесты патриарха Никона и его попытки в полном объеме восстановить канонические права иерархии не возымели успеха [706]. Собор 1667 г., члены которого присутствовали и на Соборе 1666 г. и тогда в споре между царем и патриархом Никоном были на стороне царя, на этот раз в вопросе о церковной подсудности выразил согласие со взглядами низложенного патриарха и изрек приговор, по которому церковная иерархия сохраняла все свои судебные права. Известно, что царь Алексей утвердил этот приговор [707]. Это было полной победой Церкви; монашество во всех отношениях стало теперь подсудно своим архипастырям, судебные права епархиальных архиереев были упрочены, а взаимоотношения архиереев с монастырями обрели нормальный канонический характер. Собор 1675 г. и жалованные грамоты, выданные архиереям царями Иваном Алексеевичем и Петром в пору их совместного царствования, подтверждали правомерность приговора 1667 г.; так все оставалось до конца XVII столетия [708].

Отсутствие нормальных, упорядоченных и постоянных взаимоотношений между епархиальными архиереями и подчиненными им монастырями, разумеется, вредно сказывалось на ведении духовных судебных дел. Настоятели монастырей, зачастую вынужденные слишком много внимания уделять хозяйственным заботам, не имели ни времени, ни достаточного авторитета, чтобы поддерживать строгую дисциплину. Их права и обязанности вытекали не столько из монастырского устава или распоряжений епархиального архиерея, сколько из привилегий, которыми был наделен монастырь, отчасти же просто из обычая. Мы уже говорили о соборных старцах, которым, например, глава 14 устава Иосифа Волоколамского давала право накладывать дисциплинарные взыскания на нарушителей устава. Если настоятель и соборные старцы поддерживали хорошие отношения между собой, дела шли неплохо, но если между ними были трения и споры, единогласие исчезало и в монастыре могли возникать нестроения. Все эти обстоятельства затрудняли поддержание строгой дисциплины в монастырях. Общее состояние монастырей требовало, с одной стороны, определенных мероприятий церковной власти, с другой — выдвижения деятельных лиц из среды самого монашества. Но, к сожалению, не произошло ни того, ни другого.

В XVI–XVII вв. монашество могло принимать участие в общей церковной жизни страны и действовать вне монастырских стен. Было обычным делом, когда настоятели больших монастырей участвовали в деяниях церковных Соборов. Даже на земских соборах, которые, особенно в XVII в., время от времени созывались правительством для обсуждения самых различных вопросов, наряду с епископами присутствовали и настоятели монастырей [709]. Из подписей под соборными постановлениями и из описания царского архива за 1575–1584 гг. видно, что все монастыри разделены были по степеням. Это разделение показывает, какие монастыри пользовались особым уважением и почитанием, в каких настоятелями были архимандриты и в каких игумены. С 1561 г., когда настоятель Троице–Сергиева монастыря был возведен в сан архимандрита, он пользовался правом первенства среди всех настоятелей. Вторым по чести был архимандрит древнего Рождественского монастыря во Владимире, за ним следовали настоятели московского Новоспасского, новгородского Юрьевского, московских Чудова и Симонова монастырей. Архимандрит Кирилло–Белозерского монастыря занимал 12–е, а Иосифо–Волоколамского — 19–е место [710]. Поскольку все эти документы содержат лишь окончательные постановления, по ним нельзя составить представления о действительной роли отдельных лиц.

На Руси в епископы, согласно канонам Восточной Церкви, могли рукополагаться исключительно монахи, поэтому между церковными иерархами и широкими слоями монашества существовала тесная связь. Русский архиерей в XVI–XVII вв., да и в более ранние эпохи, прежде епископской хиротонии несколько лет проводил в монастыре. Сан митрополита или архиепископа был, собственно, лишь почетным титулом, связанным с достоинством кафедры; в церковно–административном отношении епархиальные митрополиты, архиепископы и епископы имели равные права. Было обычным делом, когда настоятель монастыря сразу поставлялся в митрополиты, архиепископы или епископы. Например, в 1491 г. архимандрит Симонова монастыря в Москве Зосима, а в 1495 г. игумен Троице–Сергиева монастыря Симон сразу хиротонисались в Московские митрополиты. Преемник Симона митрополит Варлаам из архимандрита Симонова монастыря стал по приказу великого князя митрополитом [711]. Митрополит Даниил был раньше игуменом Иосифо–Волоколамского монастыря, митрополит Иоасаф — игуменом Троице–Сергиева монастыря; Макарий, будущий митрополит Московский, был архимандритом Лужецкого монастыря в Можайске, потом архиепископом Новгородским. Митрополит Афанасий (1564–1566) был монахом Чудова монастыря в Москве, а до этого протоиереем и духовником царя, в монахи пострижен был незадолго до возведения на кафедру [712]. Свт. Филипп, митрополит Московский (1566–1569), до хиротонии 18 лет был игуменом Соловецкого монастыря (1548–1566). В XVII в. Иосиф, архимандрит Симонова монастыря, избран был патриархом Московским и всея Руси (1642–1652) [713].

Годы, проведенные в монастыре, не могли не повлиять на взгляды человека, особенно в ту пору. Монастырь был для него школой, где он не только постигал общие основы подвижнического жития, но и знакомился с бытовавшими там воззрениями и взглядами на церковно–политические вопросы, и эти взгляды влияли на него. Впоследствии в любой сфере жизни вне монастыря он будет хранить духовную атмосферу своей обители, будет действовать в соответствии с ее духом и оценивать все явления церковной жизни, исходя из традиций своего монастыря.

Такая духовная установка играла в XVI в. важную роль. Иосифо–Волоколамский монастырь в этом отношении занимает совершенно особое место в русской церковной истории. С прп. Иосифом и его монастырем связано самое влиятельное течение в церковной жизни XVI в. За всю историю Русской Церкви ни один другой монастырь в течение ограниченного или длительного времени не сыграл столь важной роли в жизни Церкви, как эта обитель; более того, иосифлянское течение продолжает и до последнего времени влиять на общий ход русской церковной жизни — то слабее, то сильнее. В течение XVI столетия, точнее сказать, с 1522 г., не меньше 19 монахов и настоятелей этого монастыря переступили его порог, чтобы взойти на разные архиерейские кафедры и глубоко внедрить воззрения основателя монастыря в жизнь Церкви. Семеро из этих архиереев были прежде настоятелями монастыря, другие хиротонисались из простых монахов [714]. С 1555 по 1581 г. Казанскую архиепископскую