Опять наступило молчание, прерываемое на этот раз ржанием лошадей и звуками военных труб. Отряды готовились к походу. Князь, очнувшись от задумчивости, тряхнул головой, как будто желая сбросить мрачные мысли, и сказал:

— А дорогой было все спокойно?

— В мшинецких лесах я встретил ватагу мужиков, человек двести, и уничтожил ее.

— Хорошо. А пленных взял? Теперь это очень важно.

— Взял, но…

— Но велел их повесить, так?

— Нет, ваша светлость, я отпустил их на волю.

Иеремия с удивлением взглянул на Скшетуского.

— Что? И вы уже принадлежите к партии мира? Что это значит?

— Ваша светлость, я привез известия. Между мужиками был переодетый шляхтич, он остался жив, и я привез его сюда, а остальных отпустил, так как Бог послал мне радость; я охотно подчинюсь наказанию. Этот шляхтич — Заглоба, который привез мне весть о княжне Елене.

Князь подошел к Скшетускому и быстро спросил:

— Жива она, здорова?

— Да, слава Богу!

— Где же она?

— В Баре.

— Это хорошая крепость! Ах ты, мой милый! — и князь, взяв Скшетуского за голову, поцеловал его. — И я радуюсь твоему счастью, потому что люблю тебя, как сына.

Поручик поцеловал руку князя, и хотя давно уже готов был отдать за него жизнь, но теперь еще сильнее почувствовал, что пойдет за него хоть в огонь.

— Ну теперь я не удивляюсь, что ты отпустил мужиков; за это ты не будешь наказан. Однако молодец этот шляхтич, если он сумел провести ее из Заднепровья в Бар! И слава Богу! Это для меня большое утешение в эти тяжелые времена. Позови сюда этого Заглобу.

Поручик поспешно пошел к дверям, которые вдруг раскрылись, а в них показался Вершул, который был послан с татарами на рекогносцировку.

— Милостивый князь! Кривонос взял Полонное и перебил десять тысяч человек, — сказал он, запыхавшись.

Офицеры окружили Вершула; прилетел даже воевода. Князь стоял пораженный; он не ожидал таких вестей.

— Не может быть! Там заперлись одни только русские.

— Из целого города не осталось в живых ни души.

— Слышите? — обратился князь к воеводе. — Вот и ведите переговоры с врагом, который не щадит даже своих

— Собачьи сыны! Если так, черт их побери, я иду с вами, князь.

— Вот вы опять мой друг! — произнес князь.

— Да здравствует воевода киевский! — воскликнул Зацвилиховский.

— Да здравствует согласие!

— Куда Кривонос идет из Полонного? — снова обратился князь к Вершулу.

— Кажется, под Константинов, — отвечал тот.

— Боже! Значит, полки Осинского и Корицкого погибнут, пехота не успеет уйти. Надо забыть обиду и идти к ним на помощь. На коней! Скорей!

Лицо князя просияло, и румянец выступил на его исхудавших щеках: перед ним снова открылся путь к слава

Войска, проехав Константинов, остановились в Росоповцах, так как князь рассчитывал, что Корицкий и Осинский, получив известие о взятии Полонного, должны отступить на Росоловцы; а если неприятель погонится за ними, то наткнется на княжеское войско, как на мышеловку, и будет разбит. Предположение это отчасти оправдалось. Войска заняли позиции и спокойно ожидали битвы. Крупные и мелкие отряды были разосланы во все стороны. Князь с несколькими попками остановился и ждал в деревне; к вечеру татары Вершула дали ему знать, что со стороны Константинова приближается какая-то пехота. Вишневецкий; окруженный офицерами, вышел посмотреть на это войско, которое трубными звуками возвестило о своем приближении; полки остановились перед деревней, а два полковника подошли к князю, предлагая ему свои услуги. Это были Осинский и Корицкий Увидев Вишневецкого с его штабом, они смутились и, низко поклонившись, ждали, что он им скажет.

— Фортуна непостоянна и смиряет гордых. — сказал князь. — Вы не хотели прийти по нашему приглашению, а теперь приходите сами.

— Ваша светлость! — сказал смело Осинский. — Мы всей душой желали служить под вашей командой, но это было строго воспрещено; теперь пусть тот отвечает за последствия, кто запрещал нам это, а мы просим прощения, хотя и не виновны, ибо, как военные, мы должны были повиноваться и молчать.

— А теперь князь Доминик отменил свой приказ? — сказал князь.

— Приказ не отменен, но уже не обязателен, так как единственное спасение наших войск в руках вашей светлости. Теперь под вашим предводительством мы хотим Жить и умереть.

Слова Осинского произвели хорошее впечатление на князя и окружавших его офицеров. Это был храбрый воин, несмотря на молодость, — ему было только около сорока лет, но он уже приобрел известность в иностранных войсках Каждый с удовольствием смотрел на него. Высокий, стройный, с зачесанными кверху рыжими усами и со шведской бородкой, он всей своей фигурой напоминал полковника времен Тридцатилетней войны. Корицкий по происхождению был татарин и во многом отличался от своего товарища. Маленького роста, коренастый, с угрюмым выражением лица, он как-то странно выглядел в иностранном мундире со своей восточной наружностью. Корицкий командовал немецким полком и славился мужеством, молчаливостью и железной дисциплиной в отношении солдат.

— Мы ждет приказания вашей светлости, — сказал Осинский.

— Благодарю вас, господа, и с удовольствием принимаю ваши услуги. Я знаю, что солдаты должны повиноваться своим начальникам, и если я послал за вами, то потому, что не знал об этом приказе. Мы вместе переживем и дурное, и хорошее, но надеюсь, что вы будете довольны новой службой.

— Только бы вы, ваша светлость, были довольны нами и нашими солдатами.

— А неприятель далеко?

— Авангард его находится на незначительном от нас расстоянии, но главные силы прибудут только к утру.

— Хорошо. Значит, еще есть время. Велите вашим полкам пройти церемониальным маршем. Я хочу видеть, каких солдат вы привели мне, и много ли можно сделать с ними.

Полковники возвратились к своим полкам, и через несколько минут войско двинулось. Княжеские солдаты высылали, как муравьи, смотреть на новых товарищей. Впереди шли королевские драгуны, с капитаном Гизой, в высоких и тяжелых шведских шлемах. Лошади у них были подольские, но хорошо подобранные и откормленные; солдаты, свежие, бодрые и одетые в светлую, блестящую одежду, резко отличались отшнуренных солдат князя, в оборванных и полинявших от солнца и дождя мундирах. При виде солдат Осинского и Корицкого между княжескими людьми раздался одобрительный шепот. На них были красные колеты, а на плечах мушкеты. Они шли по тридцати в ряд, ровным и твердым шагом.

Все эта был рослый, плечистый народ — старые солдаты, участвовавшие во многих битвах, ловкие, сильные и опытные. Когда они подошли к князю, Осинский крикнул 'Стой!' и полк стал как вкопанный: офицеры подняли сабли, а хорунжий поднял знамя, трижды взмахнул им в воздухе и склонил его перед князем. 'Вперед!' — закричал Осинский. 'Вперед!' — повторили команду офицеры, и полк двинулся