плана».
Благодаря фильму продажи книг увеличились, а Стив завоевал новую широкую аудиторию читателей, желавших как можно больше узнать о творчестве писателя и о нем самом. «В их глазах читался вопрос, что-то вроде: „Есть ли еще скелеты в шкафу, Стив?“, — вспоминает он. — Или как бы невзначай начинали расспрашивать про мое детство: били ли меня, прижигали ли сигаретами. Обычно я отвечал: „Я такой же, как вы, честно“, — и они отставали».
Когда его забрасывали вопросами, он отшучивался, а потом давал заученный ответ: «По сути, разница лишь в том, что я не стесняюсь говорить о вещах, о которых боятся говорить другие. Работа, в чем-то схожая с трудом писателя-юмориста. Я занимаюсь поиском запретных тем, литературного эквивалента скребущего по стеклу железа или ложки дегтя в бочке меда. И когда наконец нахожу, читатели или зрители обычно реагируют так: „Спасибо, что затронули запретную тему, спасибо, что произнесли это вслух“».
Высокие продажи и растущая известность придали Стиву уверенности в своих силах, и он решился попросить «Даблдей» издать книги, отклоненные задолго до выхода «Кэрри». Стивену не терпелось увидеть на прилавках «За дело!», свой первый роман, который давным-давно, еще с колледжа, пылился в дальнем ящике стола, — история ученика, устроившего нападение на школу и захватившего одноклассников в заложники. Но в «Даблдей» не хотели перенасыщать рынок книгами одного автора.
У него было несколько черновых вариантов готовых романов, написанных раньше «Кэрри». И пускай другие писатели сочли бы эти работы ученическими, сырыми — так сказать, «юношескими пробами пера», не предназначенными для публикации, — Стив хотел, чтобы все его произведения получили шанс найти своего читателя. В те времена у редакторов и издателей существовало негласное правило: выпускать не более одной книги одного автора в год — считалось, что каждая новая книга уменьшит продажи предыдущих. Стива раздражала подобная ситуация, как и объяснение издателей: «Ничего не поделаешь, так уж повелось!»
Поэтому вместо того чтобы доверить «За дело!» «Даблдей», Стив выслал рукопись Элейн Костер, своему редактору в НАЛ, издательстве, купившем права на выпуск его книг в мягкой обложке. «Правило одной книги» не составило проблемы, поскольку Стив с самого начала настоял на использовании псевдонима — хотел узнать, будут ли люди читать его триллер, не догадываясь о «звездном» имени автора.
«Я подчеркнул, что я категорически против любой рекламы, — рассказывал он позднее. — Роман должен был появиться в продаже и либо найти своего читателя, либо тихонько сгинуть в никуда, не замеченным публикой. Я не ставил перед собой цель издать триллер, который мне нравился, отнюдь — скорее честно пытался создать новое литературное имя, которое-бы никак не ассоциировалось с моим, — так сказать, открыть отдельный счет в швейцарском банке».
Изначально он выбрал в качестве псевдонима имя своего покойного деда, Гая Пиллсбери. Костер передала рукопись в отдел маркетинга и другим редакторам, чтобы узнать их мнение, однако вскоре по офису пошел слушок, что автор триллера — Стивен Кинг. Стив был взбешен. Он отозвал рукопись и внес несколько изменений, чтобы подобное не повторилось вновь.
Первым делом он переименовал триллер, назвав книгу «Ярость», а затем осмотрел свою комнату в поисках подсказки, которые вдохновили бы его на создание нового псевдонима. На одной из полок он заметил томик Ричарда Старка (псевдоним Дональда Уэстлейка, автора детективов), чьим творчеством Стив восхищался, а в магнитофоне играла запись одной из его любимейших групп «Бахман-Тернер овердрайв».
Так родился псевдоним Ричард Бахман.
Костер согласилась опубликовать роман, пообещав не разглашать личность автора.
Роман «Сияние», изданный в январе 1977 года начальным тиражом пятьдесят тысяч экземпляров, стал первым бестселлером Стива, вышедшим в переплете. Стив перешел на совершенно новый уровень. Литературные обозреватели из «Нью-Йорк таймс» и «Космополитен» пели дифирамбы умению Кинга завладеть вниманием читателя. По мнению критиков, это был один из первых романов, где так мастерски обыграна проблема домашнего насилия.
Название он выбрал из песни Джона Леннона «Моментальная карма», где был такой припев: «И все мы сияем все ярче и ярче». Стиву пришлось поменять «Мы сияем» на «Сияние», потому что глагол «сиять» мог вызвать нежелательные ассоциации с одним жаргонным словечком, считавшимся ругательством в среде афроамериканцев.
Однако читателям книга показалась слишком страшной. Из-за доступности и популярности она стала первым романом Кинга, который запретили во многих школьных библиотеках — чаще всего по инициативе родителей или учителей — из-за того, что отец там изображен воплощением зла. Несколько школьных библиотекарей позвонили Стиву — в те времена он еще сам подходил к телефону — и поинтересовались его мнением.
«Подобная реакция родителей вполне объяснима: по закону в учебные часы за детей отвечает школа, школьные библиотеки существуют на средства налогоплательщиков, а значит, и на деньги родителей, которые имеют полное право изъять книгу», — отвечал Стив. И тут же вносил важную поправку: «Только, сдается мне, едва школьники узнают про запрет, они тут же бросятся в ближайший книжный или в районную библиотеку, горя желанием выяснить, что же от них пытаются скрыть. Всем известно: разжечь детское любопытство проще простого — и они не успокоятся, пока не узнают, что именно от них скрывают взрослые».
Читатели и рецензенты подвергли суровой критике образ Джека Торренса, отца, охваченного жаждой убийства. Стива спрашивали, что его заставило написать о подобных вещах. Он объяснял, что на создание романа его подвигло желание исследовать тайные порывы, таящиеся в глубине души, и приводил пример типичного заголовка «Нэшнл инкуайер» или «Уикли уорлд ньюс» конца семидесятых вроде: «Младенца прибили к стене». «Стоит вам заявить, что вы никогда не позволяли себе ничего подобного по отношению к собственным детям, хотя пару раз и хотелось, — и вот он, готовый сюжет для ужастика, — как ни в чем не бывало объяснял Стив. — Дело не в том, что кто-то прибил младенца к стене, а в том, что вы можете вспомнить случаи, когда вам хотелось оторвать собственному ребенку голову, потому что гаденыш никак не затыкался».
Несмотря на общеизвестное заявление Кинга, который не переставал твердить бравшим у него интервью журналистам, что сюжеты живут своей жизнью, а он просто их записывает, на самом деле Стив постоянно анализировал свои произведения. В случае «Сияния» он впервые признал, что над главным героем Джеком Торренсом в детстве издевался отец, и чуть не добавил, что видит в Джеке себя самого.
«Люди спрашивают: что это, история о призраках или на самом деле все происходит в воображении главного героя? Естественно, это история о призраках, потому что Джек Торренс сам как дом с привидениями. Его преследует призрак отца — снова, и снова, и снова».
Впрочем, Стив отчего-то забыл упомянуть затронутую в романе тему алкоголизма; казалось, у них с Джеком гораздо больше общего, чем он готов был признать — перед самим собой и перед окружающими.
Безусловно, вскоре в дверь писателя постучался Голливуд — учитывая успех киноверсии «Кэрри», вышедшей на экраны за два месяца до публикации «Сияния».
Несмотря на колоссальный успех и большие деньги, которых хватило бы, чтобы обеспечить Кингам безбедное существование до конца их дней, Стив продолжал писать рассказы для мужских журналов — он еще помнил, как благодаря им смог купить лекарство для заболевшего ребенка; они выручали их с Тэбби в самые трудные дни — всего несколько лет назад, когда Кинги буквально боролись за выживание, столкнувшись с беспросветной нищетой. Отчасти таким способом Стив благодарил журналы и редакторов за поддержку, оказанную ему в начале карьеры, и, кроме того, плодовитый автор чрезвычайно ценил возможность пристроить короткие рассказы, которые по-прежнему щедрым потоком лились из-под его пера.
Со времени первой публикации в журнале «Кавальер» в октябре 1970 года Стив не переставал
