сладким блаженством.

— Люба ли я тебе? — Хрипловатый голос шел непонятно откуда, ведь девушка не размыкала тонких губ, сложенных в грустную улыбку.

— Ой, люба!

— Тогда поцелуй меня.

Чумаку показалось, что голова его отделились от шеи и, как поднятая ветерком тополиная пушинка, плавно полетела к голове девушки, жадно припала к ее губам, податливым и холодным, мигом потушившим жар в его теле.

— Обними меня, — попросила девушка.

Руки чумака, тоже словно бы отделавшись от туловища, обняли ее, маленькую и хрупкую.

— Крепче…

Непонятным образом оказалось, что она лежит на спине, а чумак — на ней. Она извивалась, медленно, лениво, точно пыталась выползти из-под него, но руки се, маленькие проворные, как бы не давали, вопреки ее желанию, сделать это, цепляясь за его шею. Вот она поймала руку чумака, приложила к своему животу.

— Там застежка, — обдав его ухо горячим дыханием, прошептала девушка, — расстегни ее.

Застежка была странной, продолговатой формы и располагалась не вдоль тела, а как бы торчала из него. Чумак потянул ее и сразу же остановился, потому что девушка вскрикнула и напряглась.

— Тяни! — с болью в голосе попросила она.

Чумак, перехватив застежку поудобнее, удивился, что она покрылась чем-то липким и теплым. Слишком знакомо, привычно лежала она в ладони. Внезапно осенившая догадка заставила чумака отпрянуть от девушки и одновременно вогнать нож еще глубже да так, что рукоятка воткнулась наполовину в ее живот.

— У-у-у!.. — завыла девушка, извиваясь на земле и царапая ее ногтями.

— Свят-свят-свят! — осенил чумак себя крестным знамением. — Сгинь нечистая сила!

Девушка застыла, широко раскинув руки и ноги. На белой рубашке расплывалось темное пятно, вскоре вымочившее ее всю. И тут девушка произнесла скрипучим, старушечьим голосом:

— Не хочешь по-хорошему — сделаешь по-плохому! Сам ко мне прибежишь! — Она вдруг задымилась сразу вся — и пропала.

Чумак перекрестил то место, где только что лежала девушка, и побежал к табору, к еще заметному огоньку костра.

Волы стояли сбившись в кучу и наклонив головы, будто приготовились отбиваться от волчьей стаи. Чумак хотел обогнуть их слева, но волы, потеряв обычную неповоротливость, быстро перестроились, загородив ему дорогу. Чумак попробовал обогнуть справа — и опять ему помешали. Волы наступали на него, оттесняя от табора к широкой прогалине на поросшем кустами склоне, по которой обоз спустился в балку. Чумак побежал по прогалине, а когда добрался почти до верха, увидел темный силуэт каменной бабы на кургане. Казалось, она звала его к себе, обещая защитить от волов. Чумак кинулся было к кургану, чувствуя, что бежать становится все легче, будто кто-то подталкивал его в спину, но тут же, догадавшись, что поступает неправильно, метнулся к зарослям степной вишни. Упав на четвереньки, он пополз в кусты, не обращая внимания на колючки, которые впивались в его тело, удерживая на месте. Позади хрустели ветки, ломаемые волами, но погоня отставала все больше, и вскоре послышалось недовольное мычание животных, застрявших в кустах. А чумак полз и полз, стараясь придерживаться середины склона, пока не скатился в ложбинку, над которой ветки сплелись в такой плотный шатер, что невозможно было разглядеть ни единой звездочки на небе. Чумак перевернулся на живот, прижался щекой к сырой земле, вдыхая успокаивающий запах прелых листьев.

Волы перестали мычать, кусты немного еще потрещали, и наступила тишина, тягучая и тревожная. А потом со всех сторон послышалось шуршание, точно легким ветерком гоняло по склону ворох опавших листьев. Что-то маленькое сползло в ложбину, добралось до скованного страхом человека. Он затаил дыхание и мысленно повторил несколько раз: «Чур меня, мое место свято!» Что-то холодное длинное и узкое вползло на него, задержалось на миг на спине, соскользнуло на землю и тихо зашипело, словно призывая на помощь. В ложбину спустилось еще несколько змей. Чумак почувствовал, как по его шее заскользила толстая и короткая, наверное, змея-куцехвостка, заелозила, будто протирала своей жесткой кожей мягкую человеческую перед тем, как укусить, но видимо передумала и поползла под рубашку на спину, потом вернулась на шею, куда уже взобралась другая змея. Они переплелись и зашипели, то ли радуясь встрече, то ли пугая друг друга. К ним присоединились третья, четвертая, пятая… Вскоре змей наползло в ложбину так много, что чумак не мог вздохнуть под их тяжестью. Впрочем, если бы не запах прелых листьев, то он решил бы, что не дышит вовсе. Он лежал похороненный под змеями, которые, казалось, сползлись сюда со всей степи, а они шипели, шипели…

Вроде бы неоткуда здесь взяться петуху, но кукареканье, звонкое и задорное, прокатилось по степи. Змеи замерли, будто прислушались, а потом зашипели громче и забились, точно им прищемили хвосты. Сперва чумак подумал, что они дерутся между собой, но вскоре почувствовал, что дышать ему становится легче: гады уползали. Когда петух пропел во второй раз, последняя змея, выскользнув из-под рубашки чумака, торопливо выбралась из ложбины.

Чумак долго лежал не шевелясь, затем открыл глаза и осторожно, в несколько коротких движений, повернул голову. Шатер над его головой посерел и распался на отдельные ветки и листья, причем листья казались пожухшими. Чумаку подумалось, что и сам он пожух, хотя тело было влажным и липким, точно гады обтерли об него слизь с себя. Выбравшись из ложбины, он пополз вниз по склону.

Солнце еще не взошло, но уже было светло. Волы лениво щипали траву, а комолый, фыркая, пил воду из ручья. Они даже не обратили внимания на человека, обогнувшего их.

— Где тебя черти носят?!

Чумак испуганно вздрогнул, медленно обернулся и увидел обозного вожака, который гневно накручивал длинный желтоватый ус на скрюченный указательный палец.

— Костер потух, волы в мыле и крови — ты что, всю ночь по кустам их гонял?! Ах, ты… — Вожак вдруг дернул ус, будто хотел вырвать его, и удивленно уставился на голову молодого чумака. — Так-так… — понимающе произнес он и смотал с пальца ус. — Ты иди поспи, а кулеш я сам сготовлю.

— Не хочу, — буркнул молодой и пошел к роднику.

Вода была студеной, а на вкус — не оторвешься. Заныли зубы, и чумак отпал от родника, перевел дух. Наклоняясь к воде по-новой, увидел свое отражение и поразился тому, что волосы от темени ко лбу будто выстригли, оголив белую кожу. Дотронулся: нет, не выстригли, вырвал одну волосину. Она была белой.

Подойдя к своему возу, он сел на землю, прислонившись спиной к заднему колесу, пахнущему дегтем. Напарник уже проснулся, но вставать не собирался, кряхтел и ворочался. Громко чихнув, он задал вопрос, который молодой чумак не расслышал, потому что неотрывно смотрел на каменную бабу на вершине кургана. Первые солнечные лучи выкрасили ее в багряный цвет, точно облили молодой кровью, горячей, испаряющейся, образующей вокруг бабы золотисто-красный ореол дивной красоты, который манил рассмотреть его вблизи.

— Ты куда? — окликнул вожак, помешивая деревянной ложкой варево в котле.

— Туда, — не оглядываясь, махнул молодой чумак в сторону кургана.

— Не долго, скоро снедать будем.

Молодой чумак ничего больше не сказал, побежал быстрее. Поднявшись на вершину кургана, он не увидел ореола, как будто баба всосала его оспинами, а серо-желтая безглазая, безносая и безухая голова ее словно бы отворачивалась от человека, боясь встретиться с ним взглядом. Чумак медленно ходил вокруг нее, а она незаметно отворачивалась. Он неожиданно даже для самого себя рванулся вперед — и заметил, как громоздкий, вросший в землю истукан начал поворачиваться, понял, наверное, что не успеет, и, скрипнув жалобно камнем о камень, затих смиренно. Отворачивалась баба потому, что не хотела показывать нож, который торчал в ней, вогнанный глубоко, даже резная деревянная рукоятка влезла наполовину и покрылась чем-то бурым и рыхлым, похожим на ржавчину. Чумак перекрестил себя, затем — рукоятку и опрометью кинулся к табору.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату