видны были несколько ярких, с сочной зеленой травой лужаек, таких чудесных и странных посреди сгорающего от нестерпимо палящего солнца песка, что казались ненатуральными. Они скорее напоминали коврики искусственной травы, изображающие газоны на театральных подмостках. В уютной прохладе здания железнодорожной станции на откидном стульчике сидел человек в одной рубашке и курил трубку. Берег Рио-Гранде со свежескошенной травой подступал здесь так близко к городку, что можно было разглядеть далеко внизу огромные, цвета спелой сливы, равнины, поросшие мескитом. Весь город, если не считать бойкого коммивояжера и его собеседников в салуне, пребывал в вялом, полудремотном состоянии. Ну, а этот заезжий путешественник все продолжал, изящно опершись на стойку бара, рассказывать свои байки с самодовольством говоруна, напавшего на новых слушателей:
— …И в тот самый момент, когда старик загремел вниз, не выпуская все же из рук свою конторку, по лестнице поднималась старушенция с двумя ведрами угля, ну и, конечно…
Тут рассказ был прерван появлением в дверях молодого человека. Он крикнул прямо с порога:
— Сатана Вильсон напился и крутится где-то поблизости, разошелся вовсю.
Оба мексиканца в ту же секунду оставили свои стаканы и скрылись через задний выход.
Простодушный и по-прежнему веселый коммивояжер обратился к вошедшему:
— Ну и ладно, старина, пущай он и вправду нарезался. Ну и что с того? Заходи и пропусти стаканчик. — Но сообщение произвело на всех сидящих в комнате такое ошарашивающее впечатление, что и он вынужден был признать его важность. Лица у всех стали угрюмыми. — Скажите, — озадаченно спросил коммивояжер, — что все это значит?
И трое техасцев как по команде сделали жест, обычно предваряющий красноречивое выступление, но молодой человек, до сих пор стоявший в дверях, опередил их:
— Это значит, — ответил он, входя наконец в комнату, — что в ближайшие два часа город едва ли будет напоминать тихий курорт.
Хозяин подошел к двери, захлопнул ее и запер на засов, потом, высунувшись из окна, втянул тяжелые деревянные ставни и их тоже запер. Торжественный полумрак, какой бывает в церкви, воцарился в комнате. Коммивояжер переводил взгляд с одного на другого.
Но скажите, — воскликнул он, — в чем дело, в конце концов? Не хотите ли вы сказать, что здесь может начаться перестрелка?!
Не знаю, начнется тут перестрелка или нет, — зловеще ответил один из них, — но пальба будет. Не много хорошей пальбы.
Парень, предупредивший их, взмахнул рукой:
— О, драка начнется, и довольно скоро, если только найдется до этого охотник. Каждый, кому охота, может затеять драку, только не здесь, а на улице.
Коммивояжер, казалось, колебался между любопытством постороннего и страхом от сознания грозящей и ему опасности.
Как вы говорите, его зовут?
Сатана Вильсон, — хором ответили они.
И что, он может убить кого-нибудь? Что вы собираетесь делать? Скажите, а часто такое случается? Он буянит раз в неделю или чаще? Как вы думаете, ему под силу выломать эту дверь?
— Нет, эту дверь он не может выломать, — ответил хозяин. — Он уже трижды пытался это сделать. Но когда он придет, советую тебе, как человеку постороннему,
лечь на пол. Сатана наверняка станет стрелять в нее, и пуля может влететь внутрь.
С этого момента тот не спускал глаз с двери. Время валиться на пол еще не пришло, но в целях предосторожности он притиснулся боком к стене.
— Так будет он кого-нибудь убивать? — спросил он снова.
В ответ негромко и презрительно рассмеялись.
Он вышел, чтобы пострелять; он вышел, чтобы натворить дел. И лучше с ним не связываться.
Но что же вы делаете в таких случаях? Что?
— Ну, — начал молодой человек, — у них с Джеком Поттером…
Но его прервали остальные:
Джек Поттер в Сан- Антоне.
Так, а это кто такой? И что он может сделать?
О, это начальник полиции в городке. Наш шериф. Он выходит на бой с Сатаной, когда тот не в меру разойдется.
Ничего себе, — сказал коммивояжер, в удивлении подняв брови, — прелестную он нашел себе работенку!
Говорившие перешли на шепот. Беспокойный путешественник хотел продолжить свои расспросы, возникавшие у него от тревоги и замешательства. Но едва он попытался это сделать, все остальные раздраженно взглянули на него и, приложив палец к губам, приказали замолчать. Глаза их поблескивали в полумраке комнаты. Они прислушивались к звукам, доносившимся с улицы. Один из них жестом показал что-то хозяину, и тот, передвигаясь как привидение, вручил ему стакан и бутылку. Техасец налил полный стакан виски и бесшумно отставил бутылку. Затем жадно, одним глотком выпил виски и снова направился к двери, сохраняя молчание. Хозяин так же тихо вынул из-под стойки винчестер и сделал знак коммивояжеру:
— Вам бы лучше пойти со мной за стойку.
— Нет, благодарю покорно, — ответил тот, покрыз-шись холодным потом, — я уж лучше буду там, откуда можно удрать через заднюю дверь.
Тогда последовал мягкий, но не допускающий возражений жест. Повинуясь, коммивояжер сел на ящик за стойкой так, что голова его оказалась ниже края стойки. И вдруг он заметил на ее внутренней стороне всевозможные украшения из меди и цинка. Они придавали его укрытию сходство с щитом, и словно бальзам пролился на его душу. На соседнем ящике устроился хозяин.
— Понимаешь, — прошептал он, — Сатана Вильсон чудит со своим оружием, ну да, чудит, и, когда он вступает на тропу войны, мы все прячемся по норам, ей-богу. Он вроде бы последний из шайки, которая шаталась здесь вдоль реки. Он чистый ужас, когда пьян. Когда трезв, то в полном порядке, сама невинность — и мухи не обидит, просто самый милый парень в городке. Но выпьет — у-у-х, держись!
На время наступила тишина.
— Жаль, Джек Поттер еще не вернулся, — продолжил хозяин. — Однажды он уже стрелял в Вильсона и попал ему в ногу. Джек бы вмешался и нашел выход.
И в этот момент они услышали один за другим три диких вопля, потом выстрел. Это словно вывело их из оцепенения. Снаружи послышалось шарканье ног. Все переглянулись:
— А вот и он.
Человек в щегольской фланелевой рубашке свекольного цвета, сшитой, скорее всего какой-нибудь еврейкой в восточной части Нью-Йорка, завернул за угол и вышел на середину главной улицы Йеллоу-Ская. В каждой руке он держал по длинному тяжелому револьверу вороненой стали. Время от времени он начинал пронзительно орать, и вопли его разносились по безлюдной, вымершей стороне так громко и сильно, что казалось, они не могут исходить от человека. Окружающая тишина нависла над ним могильным сводом. Свирепые угрозы, прорывавшиеся в этих жутких воплях, безответные, разбивались о стены молчания. Его сапоги с красными обшлагами, покрытые золотым тиснением, напоминали такие, какие любят носить мальчишки, катаясь зимой на санках по склонам холмов Новой Англии.
Лицо мужчины пылало яростью, порожденной выпитым виски. Глаза, безумно вращающиеся, но еще способные заметить засаду, внимательно следили за дверьми и окнами домов. Шел он крадучись, как полуночный Кот на охоту. Грозный рык его, он думал, наводит на всех страх. Длинные револьверы казались в его руках легкими как соломинки; он вертел ими с головокружительной скоростью, выделывая при этом мизинцами обеих рук движения, как пианист за роялем. Вены на шее, выпирая из-за низкого ворота рубашки, вздувались и опускались, вздувались и опускались, подчиняясь приливам его гнева. И больше ничего вокруг, кроме его истошных, нечеловеческих криков. Стены безмолвствовали, не меняя своего отношения к этому ничтожному, на их взгляд, существу, двигающемуся посередине улицы.
Желающих драться не было, ни одного. Человек взывал к небесам. Никого это не интересовало. Он буквально кипел от ярости, изрыгал проклятия и размахивал своими револьверами.
Пес хозяина салуна «Утомленный джентльмен» не почуял надвигающейся угрозы. Он по-прежнему дремал возле дверей. При виде собаки человек остановился и смеха ради направил на нее дуло револьвера. При виде человека собака вскочила и, сердито рыча, отошла в сторону. Человек завопил, и собака опрометью кинулась от него. Когда она уже сворачивала в узкий проулок, раздался страшный грохот, свист, и что-то ударилось в землю прямо перед ней. Собака взвизгнула и в ужасе завертелась волчком на месте, потом бросилась
В конце концов, его внимание привлекла запертая дверь салуна «Утомленный джентльмен». Он подошел к ней и, стуча револьвером, потребовал спиртного. Дверь сохраняла полную невозмутимость. Тогда он, наклонившись, поднял с земли клочок бумаги и ножом пригвоздил к дверному косяку. Затем, презрительно повернувшись спиной к этому почитаемому публикой заведению, пересек улицу и, быстро и ловко развернувшись на каблуках, выстрелил в свою мишень. Пуля прошла мимо, в полудюйме от нее. Выругавшись себе под нос, он пошел прочь. А чуть позже уже преспокойно палил по окнам своего закадычного друга. Человек забавлялся. Город стал для него игрушкой.
Но по-прежнему драться с ним не хотел никто. Вдруг он вспомнил о Джеке Поттере, своем старом противнике, и решил, что совсем неплохо пойти к дому Джека и отчаянной пальбой заставить
