Все очень просто. Я представил себе такую ситуацию. В седой, как принято выражаться, древности все первобытные сообщества прошли в своем развитии через матриархат. Но допустим на минутку, что матриархат существует до сих пор, только в скрытой форме. Видимо, в свое время женщины-вожди пришли к выводу, что власть тайная гораздо более эффективна, чем власть явная. Две тайные межнациональные, не ведающие границ, организации со своими собственными тайными языками, паролями, информационными сетями, армиями и, само собой разумеется, службами безопасности раскололи мир женщин. В рассказе своем одну из организаций я назвал 'Евой', а другую 'Лилит' в честь библейских первоженщин. 'Конкуренция между ними,- писал я,- борьба за конечную власть на Земле идет до сих пор, но действуют они настолько умело, так хорошо заметают следы, что мужской половине населения происходящее кажется вполне заурядным бытием цивилизации.' Главный герой рассказа, молодой писатель, пока еще зарабатывающий на жизнь не литературными гонорарами, а работой в качестве инженера-электротехника, узнает о существовании 'Евы' и 'Лилит' совершенно случайно. Он написал рассказ об этом, прочитал его жене, а потом она пытается его убить. Он убегает от нее, но за ним начинается охота; женщины готовы растерзать его на части, и в конце концов они настигают его, и все кончается очень печально. Такой вот рассказ. Объем мне удалось нагнать в основном за счет легкомысленных псевдоисторических построений: мол, если проследить всю историю человечества, то нетрудно заметить, зная исходные обстоятельства, rbepds~ руку той или другой женской организации, спрямляющую прогресс. Конечно, в большинстве случаев они старались действовать через мужчин, но уж когда припирало… Вспомним такие фигуры, как Мария Стюард и Екатерина Великая. Или известных всему миру женщин, покушавшихся на жизнь видных политических деятелей. Кого, думаете, так боялись величайшие диктаторы, окружая себя многотысячными армиями охраны, ни в одной из которых не было женщин? Тот же Сталин-Джугашвили. Принято считать, что болен был, страдал манией преследования. Нет, на самом деле знал он, твердо знал, что не простит ему 'Ева' самоубийства жены, а 'Лилит' будет мстить за женские лагеря в Гулаге, да за колымский трамвай. Видимо, в конце концов добрались они до него: существует же и, кстати, периодически вновь и вновь овладевает умами версия, что умер Сталин не без помощи Берии, который, как известно, с женским миром повязан крепко был.

В таких вот и подобных им домыслах я и ухищрялся, вольно трактуя историю, смело отбрасывая неугодные, мешающие моей концепции факты, рядками раскладывая меня устраивающие. Какой глупец! Если бы я только знал, насколько прав, насколько близок к истине, насколько угадал.

Отпечатав и отредактировав на скорую руку текст, подобрав хороший эпиграф к нему из раннего Аксенова, я, очень довольный собой, понес его на рецензию Евгении, которая хлопотала как раз на кухне, готовя обед. Она быстро прочла, посмотрела на меня с жалостью и сказала так:

– Ну и чушь! Когда ты только бросишь, Андрюша, ерундой заниматься?

– Вот еще,- обиделся я.- Серегина знаешь? Он меня вчера просил написать что-нибудь этакое, необычное. Завтра же ему отнесу – пусть печатает в своей газете,- я отобрал листки.

– Ты что, всерьез собираешься нести это Серегину?

– Почему бы и нет?

– Ну, ты сам этого хотел!

И в ту же секунду Женечка, Евгения моя, нежная и преданная, ударила скалкой меня по голове. Я закричал, листки рассказа разлетелись по полу. Я едва увернулся от второго удара:

– Что ты делаешь?!

Но она не отвечала, не думала со мной говорить. Она отшвырнула скалку и бросилась на меня с топориком для рубки мяса. Это было так страшно, что я застыл, прикованный ужасом к одному месту, но в последний момент спохватился, успел поймать занесенную руку за запясье, с всхлипом вывернул ее так, чтобы топорик упал на пол, и бросился из кухни в прихожую. Пока я возился, посекундно оглядываясь, с замком, она полезла рукой в вентиляционное отверстие (я и не знал, что решетка на нем открывается) и вытащила оттуда новенький пистолет ТТ, завернутый в промасленную бумагу. Я понял, что сейчас она будет стрелять, справился-таки с замком и выскочил из квартиры, хлопнув дверью. Сразу же загремели выстрелы; пули пробивали дверь насквозь, разбрасывая щепки. Я снова закричал, спускаясь вниз по лестнице, m`deq|, что не споткнусь и живым доберусь до первого этажа.

Потом они преследовали меня весь день, почти сразу начали охоту. Хорошо у них, оказывается, налажена система оповещения. А мы-то, дурачье, думали-соображали, о чем это женщины подолгу могут трепаться, 'висеть' на телефоне и тому подобное. Посмеивались, иронизировали, а это сеть проявлялась – информационная сеть.

Они бросались на меня, гнались. Пытались задавить на автомобиле, ударить авоськой, набитой молочными бутылками. Я добрался до отделения милиции. Там на меня посмотрели, как на идиота. И, конечно, не поверили, слова не дали сказать, припугнули пятнадцатью сутками.