— Познакомься с Аминой Сэбжам. Она работала с профессором Лешоссером почти три года. Амина, это Ганс. Мой стажер, внук профессора Петера, о котором Бертран, должно быть, рассказывал вам.
— Петера? Людвига Петера? Известного специалиста по античности?
— Угу, — подтвердил Ганс. — Морган, не забыл ли ты кое-что объяснить мне? Я думал, мы работаем вместе, ты и я.
— Если бы Маэ заставила тебя проговориться, я не хотел бы, чтобы ты…
— Нас преследуют, — прервала меня Амина срывающимся голосом, глядя в зеркало заднего вида.
Я обернулся и увидел следовавший за нами внедорожник, за рулем которого сидел мужчина весьма крепкого сложения, напомнивший мне того, кого я уложил на виа дель Колоссео.
— Это один из тех людей, что напали на вас? — нервно спросила Амина.
— Вы думаете, мы сумеем оторваться?
Она круто развернулась, и меня прижало к дверце.
— У меня на этот счет есть хорошая мысль!
— Она сошла с ума! — закричал Ганс, увидев, что Амина направила машину назад.
— Надеюсь, вы понимаете, что делаете? — спросил я сдавленным голосом, вцепившись в сиденье.
— Я тоже на это надеюсь.
Неожиданно перед нами оказался туристический автобус, я услышал вопль Ганса, смешавшийся с оглушительным звуком клаксона этой громадины. Я закрыл глаза, ожидая удара, но Амина, крутанув руль, скользнула в первый же попавшийся проулок. За нашей спиной послышались гудки, скрежет тормозов и звон разбитого стекла.
— Он разбился! — закричал во всю глотку Ганс.
Прежде чем мы повернули, я успел увидеть, как внедорожник столкнулся с грузовиком, перевозившим домашнюю птицу, и куры оказались на шоссе.
Амина проскользнула по лабиринту улочек и остановилась около продуктовой лавки. Она выключила зажигание и, скрестив на руле руки, опустила на них голову.
Ганс, словно оглушенный, потряс головой.
— Мы просто чудом успели увернуться. У кого вы научились так водить машину?
— Это получилось спонтанно… — сквозь слезы проговорила она. — О Боже… Я никогда в жизни так не боялась.
Я положил руку на ее плечо и тихонько сжал его.
— Все пройдет.
Она кивнула, подняла голову и вытерла глаза тыльной стороной руки.
— Мне очень жаль. Я не должен был втягивать вас в это дело.
— Я уже сыта им по горло, — попыталась она пошутить, смеясь и плача одновременно.
Кто-то два раза стукнул в окно машины, и мы все трое вздрогнули.
— Прохладительные напитки? — с улыбкой предложил торговец, около лавочки которого мы остановились, показывая нам две бутылки содовой.
— Это как раз то, что нужно! — пробормотал Ганс, все еще белый как полотно.
Амина обхватила голову руками, а я, глухо ворча, откинулся на спинку сиденья. Как и Ганс, я был на грани срыва.
Амина жила в скромной квартирке на улице Эль-Мушер Ахмед Исмаил, около вокзала Габер. Компьютер и телевизор резко контрастировали и с обстановкой, и с разнородными украшениями в античном стиле. Стены покрывали египетские фрески, лакированные китайские шкафчики соседствовали с вазами и амфорами, трансформированными в огромные цветочные горшки, низкий столик украшала прекрасная миниатюрная ионическая колонна, с которой улыбался толстощекий Будда из яшмы.
— Эти фрески — ваша работа? — спросил я, пробуя биссару — холодный суп из белых бобов, который подала нам Амина.
— Да. С помощью нескольких друзей. Невкусно, да? — спросила она Ганса, который ел как-то неохотно. — Вы предпочитаете что-нибудь менее восточное?
Он вздрогнул, оторвавшись от своих мыслей, и покачал головой:
— Нет, очень вкусно. Просто я думаю о том, что сказал Мор, вот и все.
Я положил ложку. Мы проговорили три часа. Я рассказал о смерти падре Иларио и посланиях таинственного Гелиоса. Ганс замкнулся в себе, словно устрица. Ему показалось, что, утаив от него кое- какую информацию, я обманул его доверие.
Снова зазвонил мой мобильник. Номер незнакомый. Наверное, Маэ. Уже целый час она слала мне сообщения с угрозами. Я не ответил на звонок, а через минуту, выслушав начало сообщения, уничтожил его.
— Снова она? — спросила Амина.
Я кивнул.
— Лучше отключите телефон.
— Нет, ведь со мной могут попытаться соединиться отец или Гелиос.
— Кстати, о вашем отце, — сказала она и, порывшись в ящичке китайского столика, протянула мне конверт.
В нем находились записка от отца и несколько слов от деда Ганса со страничкой, вырванной из каталога аукциона. Фотография статуэтки женщины и цена: 18 000 долларов.
— Что это? — очнувшись спросил Ганс.
— Послание от твоего деда. А на фотографии статуэтка, которая совсем недавно, в восемьдесят седьмом году, была продана на аукционе в Соединенных Штатах. Это Гармония, дочь Ареса и Афродиты. Посмотри на знак на ее ожерелье.
— Рука, держащая молот.
— Печать Гефеста. Как гласит греческий миф, он выковал это ожерелье, чтобы Кадм[52] преподнес его Гармонии в качестве свадебного подарка. После падения Фив это ожерелье якобы приносило несчастье всем, кто им впоследствии владел.
Ганс пожал плечами:
— И что это нам дает?
— Боюсь, ничего. Разве только теперь мы знаем, что тот, кто выковал доспехи Александра, позаимствовал печать божественного кузнеца.
— Класс… Мы здорово продвинулись. Пожалуй, пора заняться расшифровкой записной книжки, это лучшее, что мы можем сделать до завтра.
Ганс устроился на диване со своим ноутбуком, а я помог Амине отнести посуду на маленькую кухню.
— Хотите, я сам помою посуду? — спросил я.
— Я забыла, что на Западе мужчины принимают участие в домашних хлопотах, — приветливо улыбнулась она. — Все будет быстро, не беспокойтесь. — Она указала на маленькую посудомоечную машину. — Она делает это лучше, чем я. Хотите чаю?
— Да, с удовольствием.
Я заметил на полочке, ломящейся от пряностей, фотографию очаровательной женщины, и мне сразу вспомнилась фотография Этти, которую я сунул в свой бумажник перед отъездом.
— Ваша близкая подруга?
Она проследила за моим взглядом и расхохоталась:
— Нет, моя лучшая подруга.
— Простите, — сконфуженный, извинился я.
— Ничего. Надеюсь, мулла сможет принять нас завтра утром.
— Чем скорее мы закончим, тем скорее сможем уехать.
— Вас смущает, что вы оказались у меня?
— Конечно, нет, но, оставаясь здесь, мы подвергаем вас опасности.
