запретят приходить сюда в наказание, - сказал наставник.

- Как к вам обращаться? - спросила Эл, заметив, как Гай оцепенел при его словах и выразил упрямый протест.

'Узнаю, Дмитрия. Лучший способ добиться обратного - это надавить на него', - подумала она.

- Доионис, - произнес молодой наставник.

- Эл, - она вежливо склонила голову. Гай, услышав это имя, довольно улыбнулся. - Вы изволили прервать нашу беседу, Доионис.

- Гай, если ты считаешь меня другом и братом, я тебя прошу: иди отдыхать, - настаивал Доионис. Он подошел к Гаю и положил ему руку на плечо. - Иди.

Гай неохотно поднялся, посмотрел и, кивнув Эл, ушел.

- Я могу остаться? - спросил Доионис.

- Вы же пришли, - пробормотала Эл.

Он не знал, куда ему деться.

- Идем наружу, - она поднялась, накинула на плечи накидку Гая, которую он ей одолжил, и двинулась к выходу, к обрыву.

Она встала почти у самого края, заметив, что ее гость боится туда подойти. Он остановился, а потом сел на ступени.

- И так. Вы пришли, чтобы не позволить Гаю вспомнить то, что он хотел. Не правда ли, Доионис?

Она поступила как Гай, сказала прямо, чем смутила гостя до дрожи. Он собирался с мыслями, а потом нашел, что ответить.

- Гай был очень молод, он понимает эту история с позиций того своего опыта. У него остались добрые детские воспоминания, что не вполне соответствует правде. Я понимаю, что чувство вины заставило вас дать ему это роковое обещание, поэтому вы явились сюда.

- Я здесь не за тем, чтобы ворошить прошлое. Но замечаю, что оно беспокоит всех более моих истинных намерений. Если вы прервали Гая и считаете его неправым, то смею просить изложить иную версию, каковой она видится здесь, вам.

- Вы знаете ее не хуже меня, - сказал обиженно Доионис.

- Да. И наши истории совпадают. Гай обрадовался мне и захотел вспомнить свое детство, но вы невежливо, даже для наставника, вторглись в нашу беседу.

Доионис не стал отвечать, но его возбуждение ощущалось на расстоянии. Он хотел высказаться и боролся с собой. Она поняла, что его представления о воспитании не позволяют бросить обвинения в лицо странника. О забвении он не догадывался. Что же получается, ученик более чуток, чем учитель. А ему должно быть трудно с Гаем. Конечно, чтобы обуздать юную и бурную натуру нужно быть терпеливее Доиониса.

- Вы же ему наставник, и, следовательно, должны желать лучшего. Ему тяжело здесь. Очевидно, - сказала она задумчиво растягивая слова, чтобы они не звучали обвинением.

- Он мне больше брат. Я наставляю его, потому что мы дружны, а не потому что я авторитет для него. Порой мне так казалось, но появление странника продемонстрировало, насколько я не прав.

- Я не склонен менять местные правила. Но, по моему скромному разумению, разве Гай не в праве выбрать свою судьбу?

- И стать бродягой, - презрительно выдохнул Доионис. - Вы жестоки. Вы виновник его изоляции, изгнания и желаете ему одиночества.

- Вы меня обвиняете? - не смогла она сдержать улыбку.

- Выходит, что вы за давностью лет, из-за своих скитаний, смогли забыть, что он тут по вашей вине.

- А разве не по повелению отца? Не он его сюда отправил? - Эл так остро ощутила, что права. Вопрос, главное услышать от него вопрос, ответ мелькнет. Монту так же пользовался ее памятью, а теперь она…

- Да! - с вызовом воскликнул Доионис. - Чтобы исправить то, что вы натворили.

- Я не понимаю.

Доионис сказал с тоской в голосе.

- Это вы породили в Гае желание стать таким, как вы. А он по природе своей не приспособлен для этого. Он слуга других устоев.

- Он Хранитель. Я знаю.

- Ему не стать Хранителем, все, что его ждет - служить закону так, как его тут научат.

- Доионис, вы уже служили где-нибудь?

- Нет. Я усердно учусь этому.

- Чему?

- Я буду трактовать законы.

Она тихо засмеялась, представив картину.

- Гай? В роли трактователя законов?

Доионис едва не вскипел, вскочил и встал в позу. Она опять сделала жест в его сторону, и он его уловил в темноте, замер.

- Не трудитесь ругать меня, - сказала она мягко. - Вы тем самым можете добиться того, что я выполню данное Гаю обещание. Вам лучше пойти отдыхать. Прошедший день здешним обитателям дался нелегко.

- Вы гоните меня?

- Не хочу, чтобы вы от переизбытка чувств, сказали, что-то лишнее, а потом жалели об этом. Ваши речи меня не обидят, но заденут Гая. Остановитесь, это разумно.

Доионис оставался в своей позе, постепенно всплеск прошел, он опустил плечи и молча ушел. Эл подождала, пока его шаги стихнут.

- Гай, - совсем тихо позвала она.

Из-за угла высунулась голова.

- Он ушел? - раздался шепоток в ответ. - Как ты узнал, что я не уйду?

- Догадался. - Она закрыла лицо руками и засмеялась, шепча в ладони. - Лисий хвост.

Все это напоминало ей детство. Кажется, Гая тоже не возможно отвадить, если он чем-то увлекся.

В образе пылкого, свободолюбивого и бесшабашного юноши, каким был Гай, видение разворачивало перед ней некую картину, состоявшую из подсказок. Это был тот самый момент, ради которого она решилась на авантюру с ядом. Теперь бы не потеряться, не упустить сути. Она видела Гая в темноте силуэтом и представила Димку. Теперь ей опять захотелось так называть друга, детским именем. Ей предстоит постичь секрет их тесной связи. Мир откликнулся на ее поиски и мучения чистым образом юноши в этом схожем с античностью антураже. Все складывалось так, что простым наблюдателем ей в этой ситуации не быть. От нее требовалось ответить за то, что сформировало какой-то аспект судьбы Гая. Она была готова принять обвинения Доиониса, зная свою способность влиять на судьбы, но пылкий обвинитель кипел изнутри вовсе не праведным гневом, а ревностью, о которой ее осторожно накануне предупредил наставник.

Гай выскользнул из-за угла и оказался рядом.

Она сняла с плеча покрывало.

- Накинь, замерзнешь.

Гай дрожал, только зубами еще не стучал. Он взял накидку, укутался и сел на ступени. По его решительным движениям легко заключить, что уходить он не собирался.

- Проложим разговор. Нас прервали, - предложил он.

- Ты сказал, что заболел.

- На самом деле меня отравили. Я же из народа, который очень живуч, и искусство медицины у нас высочайшее. Но как показало расследование, проведенное отцом, отраву составили где-то в другом мире. И кого отцу было еще просить о помощи?

- Меня, - мелькнула и вырвалась наружу ее догадка.

- Я был в сознании, когда вы спорили. Я притворился. Вы долго и яростно спорили у моего смертного ложа, а я ждал мгновения, когда умру и перестану слушать голос отца. Мне было плохо и от яда и от его