Хмель еще бродил в голове, она подалась через стол, делая вид, что вглядывается в его лицо.
- Кофе? - спросила она.
- С удовольствием. Лучше сварю я. Знаю концентрацию, которая сгонит опьянение, - предложил он.
Она протестующее замотала головой.
- Ты протрезвеешь и станешь другим, - произнесла она.
- Ошибаешься. Это я хмельной спокойный, а в обычной жизни могу такого наваять, сердце в пятки уйдет. Раз я тебе мил таким, то не стану пить кофе и трезветь. Даже выпил бы снова.
Она встала и, добыв бутылку вина, налила ему половину тонкого бокала.
- Рискнешь?
- О-о-о, кажется, тебе нужны мои секреты, - произнес он заинтересованно.
- Можно я спрошу?
- Сейчас угадаю. Ты хочешь знать, что я не спросил на лестнице?
- Да.
- Хотел узнать, кто кого первым кинется целовать.
Он поднял бокал посмотрел на свет и отпил глоток. Диана поймала его взгляд, неожиданно серьезный и глубокий. Стало чуть не по себе, утонуть можно.
- Угадал? - спросил он.
Она кивнула. Он сделал еще глоток.
- Рад, что не сделал, что хотел. Утром мы не смотрели бы в глаза друг другу. Я бы получил подзатыльник от Алика. Сейчас ты так смотришь на меня, что мне не хочется тебя целовать, это лишнее.
- Как я смотрю?
- Как человек, которому я просто интересен. Приятно. Ты авантюристка и вино тут ни при чем, - заключил он.
- Я давно так не отдыхала. А уж не напивалась невесть сколько! Мне нельзя по должности, но ты интересный собутыльник. Откуда ты знаешь город? Ты говоришь слишком бегло, быстро для адаптивного. Учил?
- Я патрульный. Всякое бывает.
- Не похож на патрульного. Хотя я вашу категорию знаю плохо.
- 'На свете многое бывает, друг Горацио…', - перевел он на немецкий фразу из 'Гамлета' и повторил то же на русском. - Есть многое на свете, друг Горацио, - потом снова по-немецки. - Нет. Здесь подошел бы язык Гёте.
- Я угадала. Ты знаешь русский, и имя твое - русское, - указав на него пальцем сказала Диана.
- Я шесть европейских языков знаю, два общегалактических, два наречия принятых в Галактисе и еще восемь внеземных могу понять. Поразил?
- На повал! Откуда?
- Жизнь так сложилась.
- Ты кем был до патруля?
- Какой объемный вопрос. Пилотом, спасателем, штурманом. Военным я был. Так точнее.
- Но тут нет войны, - она удивилась. - Ты был на войне?
- На нескольких. Зачем тебе? Это прошлое, - отмахнулся он.
- Боже, какого мужчину я не поцеловала, - взмолилась она.
Он погрустнел. Она поняла, что воспоминания уносят его куда-то далеко.
- Откуда ты знаешь Вену? С языком - понятно. А город? Ты тут был?
- Да, был. В прошлое задание. На-а, - он прищурил глаза, подсчитывая в уме. - На. Пятьдесят шесть лет впереди.
- Это же война! Военный? Но нам категорически запрещено наниматься в армию и участвовать в конфликтах!
- Мы - спасательная группа. Вернее были. Это теперь мы исследователи. Эл, Алик и я спасали потерянных наблюдателей еще совсем недавно. А пропадают они чаще во время военных действий, как ты знаешь из инструкции. Даже меньше, чем во время неудачных перебросок.
- Ты был в Вене в 1943 году.
- В конце мая. Мы искали парня, ему было двадцать три года. Вступил в немецкую армию добровольцем. Политическая идеология подействовала. Сдвинулся человек, решил, что он избранный. Это было тяжело. Кругом смерть, разруха в душах человеческих и безумие. А ты среди этого живешь и не имеешь права вмешиваться. Воевать самому было проще. Мы прошли за ним от Мюнхена, через Вену и Берлин и до самой Курской дуги. Вот таким вот крюком. Чудом нашли.
- Через Вену? Как-то сложно.
- Крюк сделали, ради того, что теперь ищем.
- Я не представляю тут войны, - с испугом в глазах сказала она. - Впереди будут две, потом еще. Одну из них я застану. Я еще не буду старой. Это будет страшно?
- Да.
- А Вена?
- Это был другой город. Напуганные люди, много военных, патрули на улицах, аресты, комендантский час. Свастика на афишных тумбах, - он тяжело вздохнул. - Мрачное впечатление. Я подобрал на улице томик Гёте и читал, когда мы ехали в поезде. Мы пол Европы прошли на восток. Без просвета. Беда.
- Вот почему ты сегодня кутил, как будто праздновал что-то.
- Встречу со старой доброй Веной. В этом году не произошло ничего значительного. - Он умолк, заложил руки за голову и улыбнулся ей.
Она посмотрела нежно и тоже улыбнулась.
- Э-э, я тебя расстроил. Я грустнею, когда начинаю трезветь.
- Нет. Заставил подумать, сколько ты видел.
- Я изменил миф о патруле? Мрачные люди, не вдающиеся в детали, без блеска интеллекта в несмежных областях.
- Ты особенный.
- Мы особенные, - уточнил он. - Мы все особенные.
Она дотянулась через стол до его руки и сжала.
- Хорошо, что я не поцеловала тебя.
- Это я тебя не поцеловал.
- Ты трезвеешь.
Он допил остатки вина из бокала, давая понять, что не все потеряно.
- Спать не хочешь? - заботливо спросила она.
- Нет. У меня особенность, я первые суток трое после переброски не сплю. Много ем и влюбляюсь.
- Тогда, давай еще поболтаем.
- Чего хочет женщина, того хочет Бог, - он поднял руки к потоку, вызвав у нее приступ смеха.
Ему нравилось, как она смеется. Мрачные мысли - долой.
Он смотрел в глаза девушке и испытывал необыкновенную нежность и тревогу. Она втекла в его пространство, в его жизнь, затронула что-то в сердце. Она была чем-то похожа на него. Друг? Другое? Опасно. Можно изливать душу Эл и знать, что она ловит твою мысль, знает что тревожит. Эл можно ничего не говорить, она все понимает без слов. А порой хочется выговориться. Диана вызывала другое чувство - сродства. Он удержал себя от пошлых ухаживаний и приобрел друга, это более приятная и надежная связь. Они установят душевный контакт, поделятся чем-то сокровенным, разойдутся, но станут от этого богаче.
- Не люблю много вспоминать, но знаю кучу забавных историй, - сказал он.
Она не стала угощать его вином дальше, но долго ловила в его глазах хмельные искры. Он говорил протяжно, медленно, воркующими нотами своего баритона. Хотелось глаза закрыть и слушать. Он смешил ее. Они говорили о разном, прыгая от темы к теме без всякого перехода. Задавали друг другу вопросы, очень личные, не стесняясь, отвечали. Ночь была чудесная. Ей хотелось отсрочить наступление утра, так хорошо было просто быть с ним рядом.