См.: Эйхенбаум Б. М. Статьи о Лермонтове. — М.; Л., 1961. — С. 281–283; Михайлова Е. Проза Лермонтова. — М., 1957. — С. 337–339; Асмус В. Круг идей Лермонтова // Литературное наследство. — М., 1941. — Т. 43– 44. — С. 102–105; Бочарова А. К. Фатализм Печорина // Творчество М. Ю. Лермонтова. — Пенза, 1965. — С. 225–249, и др.
Об игре в штосс как модели мира, управляемого случаем: Лотман Ю. М. Тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века // Уч. зап. Тартуского ун-та. Вып. 365. Тарту, 1975.
Б. М. Эйхенбаум обратил внимание на близость к этому вопросу рассуждений Л. Н. Толстого, в черновой редакции эпилога «Войны и мира», также считавшего фатализм чертой восточного сознания: «В чем состоит фатализм восточных? — Не в признании закона необходимости, но в рассуждении о том, что если все предопределено, то и жизнь моя предопределена свыше и я не должен действовать» (Толстой Л. Н. Полн. собр. соч. — М., 1955. — Т. 15. — С. 238–239; Эйхенбаум Б. М. Статьи о Лермонтове. — С. 282).
Декарт Р. Избр. произв. — С. 426.
Интересно, что в диалоге есаула и казака-убийцы второй раз проигрывается, уже на народном уровне, конфликт волюнтарного и фаталистического сознания. Есаул призывает казака: «Покорись», подтверждая это ссылкой на судьбу и на то, что противиться судьбе — «это только бога гневить», а казак дважды отвечает ему. «Не покорюсь!» Печорин же, выступающий в этом эпизоде как сила, направленная против непокорной личности, «подобно Вуличу», «вздумал испытать судьбу».
Слово «рыцарь» в заглавии повести Карамзина, вероятно, рассчитано было на то, чтобы вызвать у читателей ассоциацию с Дон Кихотом. Не случайно в начале «Писем русского путешественника» Карамзин писал: «…воображайте себе странствующего друга нашего рыцарем веселого образа».
Пастернак Б. Стихотворения и поэмы. — М.; Л., 1965. — С. 461.
Соколов А. Н. История русской литературы XIX века (1-я половина). — М., 1970. — С. 641.
Степанов Н. Л. Гоголь // История русской литературы. — М.; Л., 1955. — Т. VII. — С. 218. Свод данных об отношении «Повести» к тексту поэмы см.: Манн Ю. Смелость изобретения. — М., 1975. — С. 97–123. Критические замечания по поводу настоящей главы см.: Манн Ю. В поисках живой души. — М., 1984. — С. 16–18.
См., например: Купреянова Е. Н. «Мертвые души» Н. В. Гоголя: Замысел и его воплощение // Русская литература. — 1971. — № 3. Здесь место «Повести» в поэме определено так: «Следует также учесть, что изображенные в „Мертвых душах“ захолустные помещики средней руки отнюдь не были в представлении Гоголя „генералами“ русской жизни, он видел в них скорее ее „солдат“, т. е. зауряднейших обывателей. Под „генералами“ же Гоголь разумел правящий государственный аппарат, его высшие бюрократические сферы. В своем собственном генеральском обличии они появляются в первом томе „Мертвых душ“ только в „Повести о капитане Копейкине“». Этим характеристика роли «Повести» в поэме ограничивается. Недостаточная убедительность такого истолкования «Повести», видимо, очевидна самому автору. По крайней мере, дословно перенося страницы цитированной выше статьи в изданную позже монографию, E. H. Купреянова исключила фразу, содержащую упоминание «Повести о капитане Копейкине» (см.: Купреянова Е. Н., Макогоненко Г. П. Национальное своеобразие русской литературы. — Л., 1976. — С. 303).
