Великий князь как-то приехал в театр и вдруг заметил в зале Булгакова, которого только что посадил на гауптвахту. Не веря своим глазам, он вернулся на гауптвахту, но увидел, что Булгаков преспокойно сидит под арестом. Михаил Павлович снова поскакал в театр — Булгаков аплодирует в зале. Примчался на гауптвахту — Булгаков под арестом. Потрясенный великий князь сказал:
— Булгаков! Даю слово, что тебе ничего не будет, только ответь, как тебе это удается?
— Очень просто, Ваше Высочество, я каждый раз ехал на запятках вашей кареты.
Булгаков, торопясь, вышел из дома без сабли. Навстречу ему, как назло, попался великий князь. Возмущенный Михаил Павлович задержал офицера и сказал: «Ты мой арестант», затем посадил его к себе в экипаж и отвез в Михайловский дворец, в свой кабинет. Великий князь переоделся по-домашнему, поставил свою саблю в поставец для оружия, и, выходя, запер Булгакова на ключ, со словами: «Посиди-ка здесь с полчасика под замком, а потом во всей красе предстанешь перед своим полковым командиром».
Через полчаса дверь отворилась, и великий князь вошел в сопровождении командира Л.-гв. Московского полка генерал-майора П.А. Штегельмана.
— Вот, полюбуйтесь, — сказал Михаил Павлович, — как ваши офицеры соблюдают форму.
Генерал осмотрел Булгакова и с удивлением обнаружил, что все по форме и сабля на месте.
— Да… действительно, — пробормотал великий князь, — можешь идти, Булгаков.
Офицер поспешил откланяться. Михаил Павлович нагнал его в следующей комнате со словами: «За находчивость хвалю, а саблю мою хоть сегодня вечером возврати».
Михаил Павлович ежедневно, в определенный час, проезжал по Невскому проспекту. Булгаков как-то заявил друзьям, что завтра не даст ему проехать. «Как же ты сможешь это сделать?», — спросили все. «Это уж мое дело. Предлагаю пари». Ударили по рукам.
На другой день великий князь, подъезжая к Фонтанке, увидел огромную толпу, запрудившую весь Аничков мост и набережные. Проехать было невозможно. Михаил Павлович вышел из коляски и спросил ближайшего мужика, что здесь происходит. «Да вот, говорят, из моря в Фонтанку заплыл кит и сейчас должен всплыть». — «Что за вздор? С чего вы взяли?» — «Барин говорил». — «Какой еще барин?». Ему описали приметы Булгакова. Пущенный им нелепый слух собрал жадную до зрелищ толпу, которая и перекрыла дорогу великому князю.
В 1830-1840-х годах гвардейские офицеры-щеголи носили по тогдашней моде довольно низкие треугольные шляпы, короткие, выше колен, сюртуки совсем черного цвета вместо уставного темно-зеленого и огромные эполеты. Для пресечения этих вольностей вышел строгий приказ о размере, цвете и покрое этих вещей, и в полки были разосланы образцы.
Булгаков не замедлил среагировать. Он вышел на Невский в таком карикатурном наряде, что все прохожие останавливались и показывали на него пальцами. Имея небольшой рост, он вырядился в огромную шляпу и предлинный, до пят, сюртук яркозеленого цвета с крошечными эполетами. В таком виде его задержал сам император Николай I. Не находя слов, государь отвез его к Михаилу Павловичу, предоставив брату самому разбираться со своим любимцем. Великий князь ахнул при виде Булгакова, и едва оправившись от потрясения, начал допрос. Разумеется, весь этот немыслимый наряд был сшит на один раз, и на все вопросы шутник выдавал заранее заготовленные ответы.
— Как ты осмелился так одеться?
— Совершенно согласно с последней формой.
— Откуда ты взял такую шляпу?
— Сделана по всем размерам присланной в полк за печатью; может быть, шляпочник несколько ошибся…
— Приказано, чтобы цвет сюртука был темно-зеленый, а у тебя светло-зеленый!
— У моего портного другого сукна не было.
— Так ты бы заказал у другого.
— Этот один только шьет даром, остальные в долг не верят.
Михаил Павлович улыбнулся, но продолжал допрос.
— Приказано, чтобы длина сюртука была на вершок ниже колена, а у тебя почти до пяток!
— Это оттого так кажется, Ваше Высочество, что у меня коленки очень низки.
Великий князь рассмеялся, гнев его прошел, Булгаков отделался несколькими днями ареста.
Проделкам Булгакова не было конца, и все сходило ему с рук. Великому князю, скрывавшему под напускной строгостью доброе сердце и чувство юмора, не было резона долго держать его под арестом. Ему и самому не терпелось посмотреть, какую же новую шутку сыграет с ним неистощимый на выдумки озорник.
Однажды Булгаков смело подошел к великому князю на улице и попросил о помощи. Он признался, что до безумия влюблен в одну особу и хотел бы пройти мимо нее под руку с его высочеством. Это сразу придало бы ему больше веса в глазах дамы сердца и сделало бы счастливейшим человеком. Растроганный Михаил Павлович позволил офицеру взять себя под руку и пройти по улице. «Женюсь я, Ваше Высочество, — заключил Булгаков, — и совершенно исправлюсь».
На самом деле неисправимый шалун только что заключил пари с одной знакомой дамой, что запросто пройдет мимо нее под руку с грозным великим князем. Свидетели пари были уверены, что он проиграет, но смелость Булгакова превзошла все ожидания.
Как всякий молодой офицер, любивший повеселиться, Булгаков часто нуждался в деньгах. Зная, что Михаил Павлович никогда не откажет гвардейцу, он являлся в Михайловский дворец и с согласия камердинера проталкивал под дверь кабинета великого князя пустой конверт. Когда конверт тем же путем возвращался, в нем было 200 рублей — немалая по тем временам сумма.
Кроме незаурядного остроумия Константин Александрович Булгаков обладал и массой других талантов. Он отлично рисовал, сочинял веселые стихи, мастерски играл на рояле и, аккомпанируя себе, умел, совершенно не обладая голосом, передать чарующую суть романсов Глинки. Булгакова считали серьезным знатоком музыки, его мнение ценили такие крупные композиторы, как Михаил Иванович Глинка и Александр Сергеевич Даргомыжский. По словам театрального критика Баженова, Глинка не написал ни одной строчки без совета Булгакова.
Известный своей любовью к музыке граф Михаил Юрьевич Виельгорский исполнял в кругу друзей романсы собственного сочинения. Булгаков бесподобно копировал его голос, и из другой комнаты трудно было различить, поет ли это молодой Булгаков или старик Виельгорский, который сам аккомпанировал своему искусному подражателю и смеялся от души.
Не только гвардейские повесы, но и виднейшие люди искусства — композитор Михаил Глинка, художник Карл Павлович Брюллов, а в Москве драматург Александр Николаевич Островский — считали Булгакова своим другом. Но и в этой среде Булгаков оставался верным Бахусу. Издатель журнала «Современник» Иван Иванович Панаев вспоминал, что когда Булгаков с Глинкой бывали у него в гостях, то за чаем они выпивали бесчисленное множество рюмок коньяка, и на них это не имело никакого влияния, точно они пили воду.
Человек с тонким музыкальным вкусом, Константин Александрович не терпел фальши. На одном из оперных представлений, когда дебютировала молодая певица, Булгаков после одной особенно фальшивой арии начал «шикать» (так театральные зрители выражали тогда свое недовольство). Господин в соседнем кресле, который оказался родственником певицы, пытался урезонить офицера. «Помилуйте, — возразил Булгаков, — с таким голосом и слухом ей совершенно не следовало выступать на сцене». Сосед не без колкости заметил: «Извините, ее голос и слух может отвергать только тот, у кого длинные уши». Булгаков моментально нашелся: «Уши у меня большие, это верно. Если бы к моим ушам да приложить ваш ум — хороший бы из меня получился осел!»
Булгакова ждала блестящая карьера благодаря связям его родных. Он мог входить в
