всем старым родственницам и ревнивым мужьям, которые ворчат и ахают, — но терпят все, покорствуя тиранке-моде. В самом деле, кто бы не подивился, что те же самые недоступные девицы, которые не могут перейти через большую залу без покровительницы, те же самые дамы, которые отказываются опереться на руку учтивого кавалера, когда они садятся в карету, — весьма вольно прыгают на колени к молодым людям, долженствующим править на полету аршинными их санками вниз горы и по льду раската. Между тем, чтобы сохранить равновесие, надобно порой поддерживать свою прекрасную спутницу — то за стройный стан, то за нежную ручку. Санки летят влево и вправо, воздух свищет… ухаб… сердце замерло, и рука невольно сжимает крепче руку: и матушки дуются, и мужья грызут ногти, и молодежь смеется; но все, отъезжая домой, говорят: „Ah, que c’est amusent“, хотя едва ли половина это думает».[178]
Одним из элементов больших праздников в Петербурге была огромная вереница экипажей, наполненных особами высшего и среднего класса общества, которая, огибая площадь с балаганами, кукольными театрами, торговлей, плясками и состязаниями, медленно двигалась вдоль всей массы веселящегося народа. Мужчины, в том числе и военные, дамы, девицы с безопасного расстояния рассматривали картину всеобщего веселья без риска быть помятым в толпе или сделаться жертвой воров- карманников. Офицер Л.-гв. Егерского полка П.А. Степанов вспоминал, что когда ему пришлось пешком продираться сквозь толпу, у него успели сорвать с груди все ордена. Не имея второго комплекта, он оказался в затруднительном положении. Н.А. Некрасов в 1841 году, упоминая пасхальное гулянье, писал: «На третий день Пасхи на Исаакиевской площади около балаганов толпилось множество гуляющих. Чернь, полупьяная, донельзя довольная, качалась на качелях, пела песни и была совершенно счастлива. Привлеченные заманчивыми вывесками, многие, с величайшими пожертвованиями боков и локтей, старались пробраться в балаганы, у дверей которых, по сему случаю, была давка неимоверная. Вдали тянулась длинная цепь экипажей, пестревших мужскими головами и дамскими головками, военными мундирами и разнообразными нарядами мирных жительниц Петербурга». [179]
Горы на Царицыном лугу. Литография К.П. Беггрова по рис. К.Ф. Сабата и С. Шифляра. 1820-е гг.
Офицеры гвардейских полков в Петербурге и пригородах имели гораздо больше возможностей для самообразования, чем их армейские собратья в провинции. Уже упомянутый армейский офицер Торнау, которые был в своем 33-м егерском полку редким исключением по части образованности и знаний, писал: «Наши армейские офицеры того времени не блистали ни тонким образованием, ни глубокою ученостью, зато были фронтовые служаки и по большей части добрые ребята…
Из этого не надо заключать, что в наших войсках не имелось тогда достаточного числа многосторонне образованных офицеров; они, к несчастию, водились только в гвардии, в штабах и частию в кавалерийских полках; для армейской пехоты оставалось их очень немного».[180]
Для гвардейских офицеров книги из полковых библиотек, из собраний своих родственников и знакомых, выходившие в Петербурге новые издания, газеты, журналы и альманахи, общение с известными писателями, поэтами, художниками и просто неглупыми образованными жителями столицы на совместных вечерах дополняли знания, полученные от домашних учителей и в военноучебных заведениях, нередко побуждали к творчеству, рождали своих полковых стихотворцев, рисовальщиков, военных писателей или, по крайней мере, вырабатывали привычку к чтению. Посещение театров, концертных вечеров, художественных выставок развивали вкус и чувство прекрасного. Воспоминания офицеров николаевского времени отражают немалый литературный талант, хорошее владение словом.
Адмиралтейская площадь во время Масленицы. Литография Ж. Жакотте и Обрэна. 1850-е гг.
Самые образованные из гвардейцев изучали военные науки и военную историю, старались поделиться своими знаниями с однополчанами, делали доклады. Например, в приказе по Л.-гв. Московском полку в марте 1845 года было объявлено о двух лекциях на тему: «Изменения и улучшения, произведенные Фридрихом Великим в образе действий каждого рода войск, и общее употребление их в сражениях».[181]
Полковая библиотека составляла предмет гордости и постоянной заботы офицеров. Например, в Л.- гв. Финляндском полку первая библиотека появилась в 1820-х годах, но была утрачена во время Турецкого и Польского походов. С наступлением мирного периода офицеры захотели ее воссоздать. К тому же скромное жалование не позволяло им покупать свежие газеты и журналы, следить за бурной политической жизнью Европы. В 1830-х годах за умеренную плату они договаривались с кондитерскими Васильевского острова, ближайшими к казармам, о доставке вчерашних и позавчерашних газет. Постепенно офицеры-финляндцы склонились к тому, чтобы выписывать периодические издания для полка и быть в курсе всех свежих новостей, и начать закупать книги для самообразования и развития своих военных и общих познаний. Для дежурной комнаты, где разместилась библиотека, основанная в 1841 году, было отведено в казармах новое просторное помещение с мебелью. Заведующим выбран один из самых начитанных и увлеченных науками офицеров полка, поручик Николай Степанович Ганецкий, а подбором изданий руководил выбранный комитет, по одному офицеру от каждого чина. Закупка книг и выписывание периодических изданий осуществлялись на взносы. Кроме того, принимались пожертвования — и деньгами, и книгами. Количество томов, которое при основании библиотеки насчитывало 143, через 65 лет достигло 7150.
Николаевское царствование стало временем интереса к героическому прошлому, зарождения и развития военно-исторической науки в России, а также литературы, живописи и скульптуры на тему воинской славы России. Это были войны как прошлых веков, так и сравнительно недавние, и, прежде всего, война 1812 года, о которой покойный Александр I не любил вспоминать, а Николай I не жалел сил и средств, чтобы увековечить подвиг русского народа, отстоявшего страну от наполеоновского нашествия.
А.И. Михайловский-Данилевский. Неизв. худ. 1840 г.
В это время в Петербурге появились и первые истории полков. Чаще всего их авторами становились полковые офицеры, но были и исключения. Например, в 1832 году Александром Васильевичем Висковатовым написаны «Краткая история Кавалергардского полка» и «Краткая история 1-го Кадетского корпуса», офицером которого и был в то время Висковатов. В 1846 году увидела свет история Л.-гв. Финляндского полка. Ее автором был старый финляндец, отставной генерал-лейтенант Аполлон Никифорович Марин, который в молодости, в эпоху наполеоновский войн, прошел с полком почти все сражения. В 1849 году — «История Л.-гв. Конного полка» ротмистра Ивана Васильевича Анненкова, к которой прилагался альбом рисунков формы одежды полка из 25 листов.
В 1851 году была издана «Юбилейная история Л.-гв. Измайловского полка», которую написал Висковатов, к тому времени уже известный военный историк.
В добавление к книге вышел альбом рисунков обмундирования, состоявший всего из трех больших литографий. На первом листе были изображены чины полка во всех формах одежды 1800 года — на момент назначения Николая Павловича шефом полка, на втором — измайловцы в разных формах 1818 года стоят на фоне Аничкова дворца — резиденции великого князя, который в этом году был назначен командиром бригады, на третьем — современные измайловцы 1850 года, конкретные лица с портретным сходством на фоне Измайловского собора.
В 1851–1852 годах снова вышла «История Кавалергардского полка», доведенная до 1851 года, и в виде приложения к ней — роскошный альбом, в котором было без малого 100 листов — портреты шефов, командиров, августейших особ, служивших или числившихся в полку, важнейшие события в жизни полка, рисунки формы одежды. В 1852 году вышла составленная штабс-капитаном Гоувальтом «История Л.-гв. Павловского полка».
Кроме создания историй отдельных полков была попытка дать общую картину развития всего Гвардейского корпуса. Историк и статистик Иван Ильич Пушкарев работал над книгой «История Российской
