Приемы штыкового боя при Николае I пытались поставить на научную основу, с привлечением иностранных специалистов. Однако большой набор регламентированных движений и прыжков со сложными манипуляциями носков и пяток не пришелся по вкусу русскому солдату. Обучение этим приемам, которое планировалось, как повсеместное, стало в 1830-х годах распространяться только на застрельщиков. В полках гвардейской легкой пехоты, которые действовали с применением рассыпного строя, были устроены фехтовальные команды, куда направлялись для обучения нижние чины других полков. Солдат учили биться не только на штыках, но и на рапирах. В 1840-х годах обучение фехтованию постепенно сошло на нет и было вытеснено ружейными приемами и маршировкой.

Обучение стрелковому делу в первую половину царствования Николая I переживало застой. Суворовское изречение «Пуля — дура, штык — молодец», прошлые и недавние победоносные войны не давали повода для беспокойства. Однако успехи стрелкового дела за границей, особенно у потенциального противника, Франции, заставили нашего государя и образованную часть военных деятелей принимать меры к улучшению. Кремневые гладкоствольные ружья постоянно совершенствовались. Нарезное оружие — штуцера, которое существовало в единичных экземплярах еще с 1800-х годов, стало более массовым. Им вооружались команды застрельщиков гвардейской легкой пехоты и даже целые части, например Л.-гв. Финский стрелковый батальон.

Унтер-офицер и рядовые Л.-гв. Литовского полка. Худ. О. Верне. 1841 г.

Застрельщиками назывались отборные стрелки, которые в бою образовывали цепь впереди строя своей части и вели прицельный огонь по противнику, истребляя его офицеров и внося сумятицу в неприятельские ряды, а при необходимости вступали и в рукопашные схватки с такой же вражеской цепью.

О том, как ствол прочищался изнутри после холостой стрельбы и как в пехоте добивались отчетливого бряцания при ружейных приемах, вспоминал офицер Лейб-Кирасирского полка Дондуков-Корсаков: «Кремневое тогдашнее ружье до того чистилось песком и кирпичом, что положительно теряло всякую верность в стрельбе; гайки, укреплявшие ствол к ложу, пригонялись как можно свободнее, чтобы приемы были темписты».[97]

В манеже Л.-гв. Кирасирского Его Величества полка. Литография 1830-х гг.

На окраинах Санкт-Петербурга находились стрельбища, куда батальоны гвардейской пехоты выходили для занятий по стрельбе в цель. Обычно это происходило вскоре после возвращения из лагерей, во второй половине августа и в сентябре, когда многие офицеры были в отпусках, а солдаты — на вольных работах. Иногда стрельбы проводились и зимой, а также и в летнее время, в лагерях. Для стрельб устанавливались большие мишени, в которые стреляли с разных дистанций, начиная с малых (40 шагов), затем, по достижении результатов, постепенно доходили до 350 шагов. Результаты стрельбы, несмотря на все усилия и многочисленные приказы, на протяжении всего царствования оставляли желать лучшего.

Кроме стрельбы в цель боевыми патронами были еще так называемые «учения с порохом» — то есть стрельба холостыми патронами, без пуль. Они проходили не только в поле, но и на городских площадях и в манежах. Здесь главное внимание уделялось одновременности движений всех солдат. Патрон того времени представлял собой трубку из плотной просаленной бумаги, герметично обжатую на концах. Внутри находился порох и круглая свинцовая пуля. Патрон для холостой стрельбы набивался одним порохом.

Рядовые Л.-гв. Московского полка. Худ. О. Верне. Нач. 1840-х гг.

Заряжание ружья проходило на 12 темпов (команд) и содержало более 30 движений. Нужно было снять кожаный чехол с казенной части ружья, затем, держа ружье горизонтально в левой руке, открыть полку (выступающий вправо желобок в казенной части), затем, протянув правую руку за спину, достать из патронной сумы бумажный патрон, зубами откусить его кончик, насыпать из патрона часть пороха на полку, закрыть полку, поставить ружье прикладом на землю, опустить патрон с пулей и оставшимся порохом в дуло, вытащить из ружейного ложа шомпол, прибить им пулю в стволе (бумажная оболочка патрона служила пыжом), вернуть шомпол в ложе. После этого начиналась новая серия приемов, уже для производства выстрела.

Рядовые Л.-гв. Егерского, Финляндского и Волынского полка в 1826–1828 гг.

Армейский офицер того времени Федор Федорович Торнау вынужден был признать: «Кремневые ружья, которыми была вооружена наша пехота, не имели ни одного качества, необходимого для верной стрельбы: они отдавали так сильно, что люди боялись прикладывать к ним щеку, без чего нельзя было палить; патрон, болтаясь в дуле, также мешал верному полету пули, а частые осечки, зависевшие от кремня или от плохого состояния боевой пружины, редко позволяли надеяться на то, что ружье действительно выстрелит. Менее всего обращали тогда внимание на стрельбу, обучая солдат одним темпам, да маршировке в три приема, будто в этом заключалась вся загадка непобедимости. Кроме того, существовал между ними предрассудок, что не следует метить в противника, для того чтобы самому не быть убитым, что пуля найдет виноватого, по воле Божьей. Поэтому люди стреляли весьма дурно, мало надеялись на ружье как на способ бить неприятеля издали, предпочитая действовать штыком». [98]

Последний образец кремневого ружья в России вышел в 1839 году (первый — в 1700 году). В 1843 году в Л.-гв. Финляндском и Волынском полках кремневые ружья были переделаны в ударные — это было уже следующее поколение ружей. Вместо кремня, из которого высекалась искра, воспламеняющая порох, использовался капсюль. В следующем году эта замена произошла во всей армии.

Вид Аничкова дворца и Невского проспекта зимой. Худ. В.С. Садовников. После 1844 г.

Обер-офицер, Штаб-офицер и рядовые Л.-гв. Измайловского полка. Литография нач. 1830-х гг.