саламандр знают, как сделать водную форму, потому что именно ею они однажды были; и доказательством тому служит то, что делают тритоны.

Аксолотли в этом отношении более прямолинейны. Они урезали сухопутную фазу в конце предкового цикла жизни. Но гены для создания сухопутной саламандры все еще таятся в каждом аксолотле. Давно было известно, с классической работы Лауфбергера и Джулиана Хаксли (Laufberger and Julian Huxley), упомянутой в эпилоге к «Рассказу Литл Фута», что они могут быть активизированы подходящей дозой гормонов в лаборатории. Аксолотли подвергались действию тироксина, теряли свои жабры и становились сухопутными саламандрами, так же, как их предки делали когда-то естественным путем. Возможно, то же достижение могло быть получено благодаря естественному развитию, если отбор благоволит этому. Так, мог бы произойти генетически опосредованный подъем естественной выработки тироксина (или увеличение чувствительности к существующему тироксину). Возможно, аксолотли подвергались педоморфной и реверсивно-педоморфной эволюции неоднократно в своей истории. Возможно, эволюция животных вообще непрерывно, хотя и менее наглядно, чем в случае с аксолотлем, так или иначе, двигалась вдоль оси педоморфоз/реверсо-педоморфоз.

Педоморфоз – одна из тех идей, примеры которой, как только Вы приобретаете в ней навык, Вы начинаете видеть повсюду, куда ни посмотрите. Кого напоминает Вам страус? Во время Второй Мировой войны мой отец был чиновником в Королевских Африканских Стрелках. Его денщик Али, как многие африканцы того времени, никогда не видел большую часть крупных диких животных, которыми знаменита его родина, и первый быстро промелькнувший перед глазами страус, бегущий через саванну, вызвал у него вопль удивления: «Большая курица, БОЛЬШАЯ КУРИЦА!» Али был почти прав, но более прозорливым было бы «Большой цыпленок!» Крылья страуса – жалкие короткие обрубки, точно такие же, как крылья недавно вылупившегося птенца. Вместо крепких перьев летающих птиц, страусовые перья – грубые версии мягкого пуха птенца. Педоморфоз проливает свет на наше понимание эволюции бескрылых птиц, таких как страус и дронт. Да, экономика естественного отбора одобрила пушистые перья и короткие крылья птицы, которая не должна была летать (см. «Рассказ Слоновой Птицы» и «Рассказ Дронта»). Но эволюционным маршрутом, используемым естественным отбором для достижения этого полезного результата, был педоморфоз. Страус – переросший птенец.

Пекинесы – переросшие взрослые щенки. У пекинесов выпуклый лоб и детская походка, даже детское обаяние щенка. Конрад Лоренц злобно высказал мнение, что пекинесы и другие породы с детской мордой, такие как спаниели короля Карла, взывают к материнским инстинктам несостоявшихся матерей. Селекционеры могли знать, а могли и не знать, чего они пытались добиться, но они, конечно, не знали, что делали это при помощи искусственной версии педоморфоза.

Уолтер Гарстанг (Walter Garstang), известный английский зоолог прошлого века, был первым, кто подчеркнул важность педоморфоза в эволюции. Дело Гарстанга позже было подхвачено его зятем, Алистером Харди (Alister Hardy), который был моим профессором, когда я был студентом. Сэр Алистер доставлял нам удовольствие, декламируя забавные стихи, которые были излюбленным способом Гарстанга выражать свои мысли. Они были немного смешными в это время, но я полагаю, не настолько смешными, чтобы оправдать детально разработанный зоологический глоссарий, который должен был бы сопровождать их переиздание в данной работе (Фрагмент одного из них лежит в начале «Рассказа Ланцетника».). Идея педоморфоза Гарстанга, однако, сегодня столь же интересна, как всегда – что не обязательно означает, что она правильна.

Мы можем представить педоморфоз как своего рода эволюционный гамбит: гамбит Гарстанга. Теоретически он может предвещать целое новое направление в эволюции: может даже, как верили Гарстанг и Харди, допускать резкий и, по геологическим меркам, внезапный прорыв из эволюционного тупика. Он кажется особенно многообещающим, если жизненный цикл мутирует в несхожую личиночную фазу, как головастик. Личинка, которая уже приспособилась к отличному от исходного взрослого образу жизни, является зарядом, способным отклонить эволюцию в совершенно новом направлении простой уловкой ускорения половой зрелости относительно всего остального.

Среди кузенов позвоночных животных – морские шприцы или оболочники. Это кажется удивительным, поскольку взрослые морские шприцы – прикрепленные фильтраторы, обосновавшиеся на скалах или морских водорослях. Как могут эти мягкие мешки с водой быть кузенами энергично плавающих рыб? Да, взрослый морской шприц может быть похож на мешок, но личинка похожа на головастика. Ее даже называют «личинкой головастика». Вы можете представить, что из этого заключил Гарстанг, и мы вновь вернемся к этому вопросу, и, к сожалению, подвергнем сомнению теорию Гарстанга на Свидании 24, когда встретим морских шприцев.

Помня, что взрослый пекинес – это переросший щенок, подумайте о головах юных обезьян. Что они Вам напоминают? Разве Вы не согласитесь, что молодой шимпанзе или орангутанг более человекообразен, чем взрослый шимпанзе или орангутанг? По общему признанию это спорно, но некоторые биологи расценивают человека как юную обезьяну. Обезьяну, которая никогда не выросла. Обезьяний аксолотль. Мы уже знакомились с этой идеей в эпилоге к «Рассказу Литл Фута», и я не буду обстоятельно объяснять ее здесь снова.

Ветвь рогозуба. Можно сказать, что человек и другие тетраподы являются лопастеперыми рыбами, чьи руки, крылья, или ноги – измененные лопастные рули. Две другие живые линии лопастеперых образуют дугу целакантов и рогозубов. Считают, что разделение этих трех линий в конце силура случилось за очень короткий промежуток времени. Это усложняет определение порядка ветвлений, даже используя генетические данные. Однако результаты генетических исследований и исследований ископаемых начинают сходятся на том, что три вида розогуба – наиболее близкие живые родственники тетрапод, как показано здесь.