Исходные позиции словенцев не были благоприятны для реализации их устремлений, так как социальные отношения в Словении не отличались высоким уровнем развития. Не существовало словенского дворянства, сильной буржуазии, а слой интеллигенции был совсем незначительным – словенцы были преимущественно крестьянским народом. Тем не менее, в восьмидесятых годах XIX в. наблюдался значительный национальный подъем, сравнимый с тем, который переживали другие народы, /302/ например, чехи. С 1882 г. словенцы обладали большинством в магистрате Лайбаха (Любляны), а с 1883-го – и в ландтаге Крайны. Все словенские депутаты принадлежали к клерикальной Народной партии, остававшейся сильнейшей вплоть до 1918 г. В восьмидесятых они столкнулись с конкурентом в лице югославянской партии, представлявшей либеральные ценности. В то время как католики-хорваты были относительно лояльны монархии Габсбургов, православные сербы с момента основания по решению Берлинского конгресса 1878 г. независимого Сербского королевства могли идентифицировать себя с государственным организмом за пределами монархии. Напряжение постоянно усиливалось, порождая тот кризис, что в итоге привел к началу первой мировой войны.
В известной степени сходным оказалось положение итальянцев, которые также могли идентифицировать себя с расположенным за пределами монархии государством. После отказа от Ломбардии, а несколько позже и от Венецианской области в составе монархии все же остались два региона, население которых говорило по-итальянски. Они стали объектом ирредентистского движения, которое стремилось вызволить «не освобожденных в Тренто и Триесте» – таков был лозунг ирреденты – из-под «ярма тюрьмы народов». В Далмации, население которой составляли преимущественно хорваты, итальянцы также обладали значительным влиянием, так как именно они составляли здесь буржуазию и располагали большинством в ландтаге.
Польская нация в габсбургских землях сложилась относительно поздно. Во время первого раздела Польши в 1772 г. Мария Терезия узурпировала «королевство Галицию и Лодомерию», населенное в значительной степени поляками и русинами, то есть украинцами. В этой коронной земле поляки, с их давно сложившимся дворянством и гораздо более скромной буржуазией, образовывали господствующий слой по отношению к менее развитым в социальном смысле, жившим на селе украинцам (называвшимся в монархии русинами[131]*), по отношению к которым они выступали в качестве угнетателей. Осуществляя подавление одной /303/ из наций, они сами упорно защищались от национального гнета со стороны венских властей.
Данный пример представляется весьма типичным для иллюстрации сложности национального вопроса в монархии, не поддающегося сведению к простой формуле «Немцы и венгры угнетали славянские народы». На различных уровнях существовали разные формы дискриминации и угнетения – каждый был врагом каждому, и ни один народ не имел абсолютных преимуществ перед остальными, пусть даже самыми малыми.
В противоположность чехам поляки с самого начала очень активно участвовали в деятельности правительства и в парламентской системе Цислейтании. Поляков очень часто можно было обнаружить на ведущих постах, например, Агенора Голуховского, государственного министра в 1859 г., или Казимира Бадени, премьер-министра с 1895 по 1897 г. Кроме того, во всех кабинетах был так называемый галицийский земский министр, задача которого заключалась в представительстве интересов своей коронной земли в правительстве.
Поэтому не приходится удивляться тому, что поляки, в отличие от чехов, добились некоего подобия компромисса, предоставившего королевству Галиции и Лодомерии автономный статус. Поляки, не проводившие политики отсутствия, сотрудничали с центральной властью, которая за это предоставила им в Галиции свободу действий. Поляки политически преобладали в коронной земле Галиция – русины, по численности сопоставимые с поляками, никогда не получали более 15 % депутатских мест. Польские депутаты рейхсрата из Галиции, несмотря на разногласия между партиями в своей земле, производили впечатление подчеркнуто сплоченной группы. Конечной политической целью поляков было восстановление независимой и единой Польши.
Растущая политическая напряженность в межнациональных отношениях в последние десятилетия существования империи Габсбургов влияла на многие сферы жизни и стала причиной ряда кризисов государства, о которых речь пойдет впереди. Усиление непримиримости в отношениях между различными народами, все чаще видевшими решение своих национальных проблем вне государственного порядка Дунайской монархии, предвещало ее близкий распад на отдельные «национальные» государства. Империи было суждено развалиться не столько из-за внешних причин, под воздействием первой мировой войны, сколько в силу /304/ внутренних национальных и социальных конфликтов. Правда, ликвидация монархии вовсе не разрешила национальных проблем, так как государства-наследники монархии в итоге также оказались небольшими многонациональными образованиями. В конечном счете, многие очаги национальной напряженности еще и сегодня, спустя более ста лет после рассматриваемых событий, остаются опасными, определяя политическую повседневность Восточной и Центральной Европы. /305/
Формирование политических партий
/305/ С утратой либеральной партией власти в монархии в либеральном лагере стали развиваться различные противоречивые тенденции, проявившиеся позднее при создании массовых партий. В сентябре 1882 г. в Линце левая группировка распадавшегося либерального движения разработала программу, поднимавшую, прежде всего, социальные и национальные вопросы. В создании этой программы приняли участие будущие руководители массовых партий – Георг Риттер фон Шёнерер, впоследствии лидер немецких националистов, и молодой адвокат Роберт Паттаи, который позже, пусть и находясь в тени Карла Люгера, играл немалую роль в Христианско-социальной партии, а также будущие руководители Социал-демократической партии Виктор Адлер и Энгельберт Пернерсдорфер. Еще один видный участник разработки Линцской программы, историк Генрих Фридьюнг, вскоре ушел из политической жизни, но остался единственным из перечисленных лиц, кто сохранил верность идеям либерализма.
В то время как крупная буржуазия оставалась приверженной либеральным принципам, мелкая буржуазия стала политическим адресатом Христианско-социальной партии, пропагандировавшей привлекательный для этого слоя экономический антисемитизм. Правда, мелкая буржуазия еще долгое время оставалась исключенной из избирательного процесса. Ее значение возросло только в результате реформы избирательного права в 1882 г. и появления «пятигульденовых избирателей», то есть снижения ежегодных налоговых платежей, дававших право на участие в выборах. /306/
В условиях распада либерализма, но во многом продолжая традиции либералов, в Австрии оформилась значительная часть современного партийного ландшафта. Социал-демократия вышла из ряда рабочих организаций, которые смогли объединиться в конце 1880 г. Довольно рано сформировались рабочие просветительные союзы, разрабатывались различные теоретические концепции решения социальных вопросов. Приверженцы «государственной помощи», следовавшие идеям немецкого социалиста Фердинанда Лассаля, считали, что государство должно принять во внимание проблемы рабочего класса, а постепенное расширение избирательного права и участие представителей рабочих в законодательной деятельности приведут к решению социальных проблем. Сторонники «самопомощи», ориентировавшиеся на идеи либералов и философа Германа Шульце-Делицша, исходили из того, что пролетарии, создав свои организации, получат образование, благодаря которому станут равными буржуазии, а экономические проблемы могут быть разрешены на основе кооперации, например, посредством потребительских союзов.
В семидесятых–восьмидесятых годах XIX столетия в рабочем движении существовали два течения – радикальное, верившее в близкую пролетарскую революцию, предсказанную Марксом и Энгельсом, и умеренное. Последнее считало возможным построение «бесклассового общества» эволюционным путем, то есть в результате завоевания пролетариатом власти посредством расширения избирательного права. Как своеобразное ответвление рабочего движения действовали анархисты, которые видели идеал