«Вот она, реальная жизнь, – повторяла себе Элен. – Отец работал в подобных местах, и миллионы людей делают то же самое. До сих пор ты не жила в реальном мире».

Однако она тосковала по красоте и спокойствию Оксфорда. Мирная утренняя прогулка по аллее Эддисона, которую она совершила вместе с Томом, казалось, была давным-давно, в какой-то другой жизни.

Элен не осмеливалась думать об Оливере.

В конце недели, посвященной поискам работы, она нисколько не приблизилась к своей цели. Ее начало охватывать отчаяние, хотя Элен постоянно уверяла себя, что если проявлять настойчивость, то в конце концов обязательно повезет. Затем, как-то днем, матери Элен позвонили по телефону. Поговорив, миссис Браун вернулась в кухню, где Элен резала овощи для жаркого. Дочь сразу увидела, что на лице матери заиграла настоящая, непринужденная улыбка.

– Это был мистер Лей, директор школы, – сказала она. – Если я захочу, то с января он может взять меня на полставки.

– Ну и как, ты захочешь?

Они глупо улыбались друг другу, у них словно камень с души свалился.

– Да, я соблаговолю принять его предложение. Элен отложила нож и обняла маму за плечи. Это было чудесное избавление. Значит, им удастся выкрутиться! Элен почувствовала угрызения совести при мысли о своей неудаче, прилив благодарности к матери, но самое главное – восторг при мысли о том, что она возвращается в Оксфорд.

Потом мать снова нахмурилась, и морщинки возле ее глаз стали глубже.

– Но до конца января я не буду получать зарплаты. А это целых два месяца. Наверное, мне надо будет попросить аванс или снова попробовать получить кредит в банке.

Элен взяла ее руки в свои и погладила.

– В этом нет необходимости, мама. Здесь я могу тебе помочь. У меня в банке лежит семьсот пятьдесят фунтов. Завтра я тебе выпишу на них чек.

– Откуда у тебя столько денег?

Элен увидела в глаза матери беспокойство совсем иного рода, и на мгновение тщательно приготовленное объяснение выскочило у нее из головы. Но потом Элен мигом все вспомнила и солгала очень убедительно.

– В колледже есть специальный фонд помощи студентам, испытывающим финансовые затруднения, эти деньги оттуда. Я отдам их, когда устроюсь на какую-нибудь хорошую работу. В общем-то это, считай, подарок.

Элен с облегчением увидела, что мама без возражения и вопросов приняла ее историю.

– Мне кажется, ты больше, чем кто-либо другой, заслуживаешь такой помощи, – заметила она, и в ее словах, как всегда, прозвучала гордость за дочь.

Элен решительно расправила плечи, хотя на нее давил двойной груз лжи и сознания того, откуда и почему взялись эти деньги.

После ужасного лета они впервые за ужином немножко развеселились. Элен сходила в магазин и купила бутылку белого вина. Мать поджала губы при виде такой экстравагантности, но после первого же бокала порозовела и повеселела. Она приободрилась и явно была горда тем, что может обеспечить себя и своих двоих детей. Элен смотрела то на нее, то на своего круглолицего брата, почтительно взиравшего на сестру сквозь очки, и к ее горлу подкатывался комок.

После ужина, убрав со стола, Элен поднялась к брату наверх и постучала в дверь его комнаты.

– Грэхем? Можно войти?

Он читал, лежа на кровати. Элен посмотрела на обложку и увидела, что книга называется «Сердце тьмы». Ее удивило столь взрослое чтение, она усмехнулась.

– Ты уже вырос, да? А я по-прежнему представляю тебя восьмилетним мальчуганом, у которого карманы набиты фруктовой жвачкой.

– Да, – кивнул он без улыбки. – Скоро я смогу сам позаботиться о маме, ни на кого не полагаясь.

– Ну, пока тебе об этом еще рано думать, – беспечно откликнулась Элен. – У нее ведь еще есть я.

– Элен…

– Да?

– Ты теперь вернешься в Оксфорд? Мама же снова пойдет работать.

– По-твоему, я должна вернуться?

– Конечно! Но у тебя там что-то произошло, да? Что-то важное. Ты изменилась. Погрустнела.

Элен не сразу нашлась, что ответить.

– Да, это было для меня важным. Но теперь уже нет.

Грэхем нахмурился, но он был уже достаточно большой и понимал, что она не пожелает отвечать на его расспросы. Элен потрепала его по волосам, как она не раз делала, когда он был маленьким мальчиком, и ушла. Вернувшись к себе в комнату, она посмотрелась в небольшое зеркальце, пытаясь понять, что же изменилось в ее лице.

«Грэхему всего тринадцать, – подумала она. – Неужели это так явно, что даже он заметил?»

Она впервые после приезда домой дала волю мыслям об Оливере и ощутила боль утраты, словно резкий, сильный удар.