Девочек Судьбы никогда не падал на сцене. Что же будет теперь? Музыка смолкла, кроме барабанщика, который сидел спиной к сцене, не видел происходящего и продолжал выбивать ритм. Лейла встала, развела руки и выполнила тройное вращение ещё раз, на этот раз успешно.

В толпе нарастал странный звук — какое-то утробное рычание, негромкий, но бесконечно злобный рык, идущий от самых низов человеческой сути. Лейла продолжала программу — пока не грянули фанфары, танец не закончен. Так их учили — хоть ползи, но заканчивай. Звук становился всё громче, в утробном рычании прорезались вопли ненависти. 'Меня, наверное, сейчас порвут на части, — как-то отстранённо подумала Лейла, — наверное, так мне и надо'. Краем глаза она заметила, как отдельные энтузиасты уже бросились к лестницам на сцену и смяли храмовую стражу. Она продолжала танцевать.

В этот момент ласковые, но сильные руки схватили её за талию. Не успев понять, что происходит, Лейла обнаружила, что центральный люк сцены открыт и её кто-то кидает в проём. Из этого люка во время весенних представлений ещё появлялись всякие черти, в него же падала актриса — богиня изобилия, когда разыгрывали схождение Лета в Холод. Лейла плюхнулась на высокую копну сена. Её спаситель спрыгнул следом, сгрёб её в охапку, перекинул через спину и помчался по извилистым ходам храмового комплекса. Позади неистовала толпа, слышались крики преследователей. Лейла даже не успела разглядеть того, кто её спас, всё её внимание было привлечено к тому, чтобы не набить синяки о спину её спасителя — похитителя.

Бежали они не долго, до крепостной стены. Там Лейла увидела наконец своего спасителя — Иримах, один из монахов бога — праведника, он ещё иногда вёл уроки математики у старших девочек — воспитанниц монастыря. Задавать вопросы монах не позволил — сунул ей в руку верёвку и приказал спускаться со стены. Стена была очень высокой, но Лейла всё-таки была тренированной гимнасткой и осилила спуск без проблем — только кожа на ладонях перегрелась, а местами и содралась.

Под стеной их ждали два скакуна с полными седельными сумками. На одном из них было женское седло. Вскочив на них, они ринулись к северным воротам. Погоня отстала на несколько минут, но было очевидно, что она быстро догонит.

Им пришлось скакать всю ночь. Оторвались от погони они только через несколько часов.

На следующий день спали почти до полудня, отсыпаясь после дикой скачки. У Лейлы болела каждая мышца, и сон на твёрдой земле это положение отнюдь не улучшил. Позавтракали сухими лепёшками с водой из фляжек.

— Мы будем скакать сегодня и завтра, чтобы опередить почтовых гонцов. Потом нам придётся начать путать следы, чтобы никто не смог нас узнать. Мы продадим скакунов и поплывём на барке, ты переоденешься в мальчика. Мы слишком узнаваемы — монах и судьбоносная дама в розовых шелках. Пару лет придётся прятаться, пока люди тебя не забудут. Потом будешь танцевать по северным деревням хлеборобам на удачу. Умения остались с тобой, и там тебя никто не узнает. Проживёшь. Твоему отцу я сообщу.

— Почему ты меня спас? — спросила Лейла, давясь лепёшкой. К такой еде она не привыкла.

— Эти животные растерзали бы тебя. Ты им натанцевала снижение доходов… как они думают.

— Ну и пусть. Я этого заслуживаю.

— Глупая девчонка! — монах сказал это неожиданно ласково, — Во-первых, если верить этой вашей ритуальной магии, то всё, что происходит на сцене, имеет отношение к судьбе империи. Получается, что империя сначала упала, потом поднялась, и тут ворвались враждебные силы и порвали её на части. А так неизвестная помощь со стороны (в моём лице) вдруг появилась ниоткуда и спасла… хи-хи… империю. Во- вторых, я не верю в ритуальную магию. Но я верю, что Бог заботится о каждом человеке и любит их. Если в какой-то стране люди способны порвать маленькую девочку, то Бог вряд ли станет долго поддерживать такую страну. Улавливаешь?

Лейла удивлённо подняла на монаха свои огромные глаза. С такой стороны она на проблему не смотрела. И людей, не верящих в Танец Судьбы, тоже не видела.

— Так что постарайся выжить. Твой танец ещё не закончился. Финальных фанфар ещё не было, помнишь? Как-нибудь раз вернёшься в столицу и дотанцуешь до конца так, как считаешь нужным.

Они продолжили свою скачку. Если в предыдущий день Лейла отбила себе все ноги, то теперь она ещё и стёрла кожу на всех местах, которые касались седла.

А вот продавать скакунов и сплавляться на барке им не пришлось. На третий день их согнал с дороги скачущий на максимальной скорости отряд северных кочевников. Так же они поступали со всем встречными селянами, везущим грузы в любых направлениях. Все недоумённо крутили головами и спрашивали друг друга о том, что так далеко от северных границ делают кочевники и почему они никого не убивают? Обычно появление кочевников означало только одно: грабёж и убийство. Но это было где-то далеко, более чем за тысячу километров к северу — центральные земли империи уже много сотен лет жили в мире.

Объяснение явилось довольно быстро: отряд кочевников был лишь передовым разъездом авангарда войска кочевников. В авангарде двигались не привычные по картинкам про кочевников лёгкие всадники, а закованные в сплошные доспехи тяжелые рыцари. Вслед за авангардом двигалось само войско — огромное количество пехоты, посаженной на телеги, и камнемётные машины. Войско шло два дня. Иримах из любопытства остался посмотреть на проходящее войско даже тогда, когда все крестьяне попрятались по соседним деревням. На третий день тыловые части отобрали у них скакунов. Убивать и грабить не стали — они очень спешили на штурм столицы.

В этот вечер, сидя у костра, Лейла была очень несчастна.

— Теперь мы знаем, что значит, если происходит падение на сцене, — наконец сказал она.

Иримах прищурил глаз:

— И ты думаешь, это ты виновата?

— А кто же? — вскинулась Лейла.

— Какая же ты маленькая! Им только идти сюда надо было минимум две недели, это если без отдыха. А собирать припасы — полгода. Так что извини меня, но твоя роль тут минимальна. Точнее, её вообще нет, — Иримах ненадолго замолчал, подбросил веток в огонь и продолжил: — Наша империя старая и демонизированная. Мы говорим, что мы верим в бога — праведника, в других благих богов и живём ради них. Но по сути… наши люди давно потеряли в себе всё человеческое. Мужчины рвутся к власти не для того, чтобы правильно управлять хозяйством, а для того, чтобы покрасоваться на фоне должностей или денег. Женщины выходят замуж не для того, чтобы обеспечить уют мужу и заботу детям, а чтобы разъезжать по городу в колясках, разряженные самым роскошным образом.

Мужчины не любят своих жен и берут их только для хвастовства — вот, какая красивая собственность есть у меня. Женщины отвечают им тем же и заводят себе друзей на стороне. Военные требуют увеличения количества войск… чтобы иметь как можно большее количество бесправных солдат, из жалования которых они берут себе мзду.

Ты знала, что солдаты в итоге получают столько, что не хватает даже на еду, не говоря уже о бытовых вещах и о содержании семьи? Они вынуждены в свободное от армии время служить местным бандитам, которые используют их для грабежа или для войн между собой, или возделывать маленькие огородики. Пожарная инспекция, налоговая инспекция, санитарная инспекция… все они не делают ничего полезного, но берут с ремесленников столько, что у тех ничего не остаётся, и почти все ремесленники подрабатывают в городе… впрочем, ты ещё маленькая, не поймёшь, как они подрабатывают.

Будь ты солдатом, ты бы стала сражаться за такую империю? Вероятно, потому северные войска и разбежались при первых ударах. Никто даже не захотел рисковать собой, чтобы сообщить в столицу весть о нападении.

Лейла замолкла. Она всё равно считала себя виноватой.

— Поэтому я и держал скакунов у стены. Я уже не первый год жду чего-то подобного.

На десятый день пришли вести о взятии столицы. Они были ужасными. Высшие сословия не стали защищать город. Они не стали защищать даже свои семьи. Вся кавалерия — и лёгкая, и колесницы —