Союзник
И наступил мрак. Бог оставил меня. Бога нет! Болезнь моя прогрессирует неуклонно и со страшной скоростью. Прогрессирует от занятий магией. Мчусь я на своей судьбе—лошадке к смерти. Раньше и так крутил—вертел смерть со всех сторон. Да всё больше теоретически. А попробуй, брат, практики! Ум мой, изворотливый и проницательный, уже всё просчитал до мелочей, прикинул, вычислил — наверняка, конец. Неизлечим. Тупик. Безнадёжность. Видится больница. Почки совсем отказывают. Мой беспомощный крик: «Сестра!…» Боль острая от тела отрывает, в сновидение последнее уносит. Тело, похолодевшее и застывшее, на тележке в морг откатывают (неоднократно наблюдал, как это делается).
Но сердце ещё верит, надеется, любит…Где ты, о вселюбящий и всепомогающий Отец небесный?!
Бытие моё — серое, томительное ожидание смерти. Да и что такое жизнь, как не медленное умирание? Изредка беспокоят меня люди. Кто-то обращается ко мне «как дела?» — Ах, оставьте, всё нормально, не мешайте мне, я занят — умираю. Ощущаю, как середина тела гниёт, но странное отношение к нему, как к чему-то чужому, постороннему. Это не я.
Некая, ещё значительная часть меня сопротивляется неумолимому року. Она страдает и не хочет умирать. Умереть сейчас, когда я эту жизнь распотрошил, разложил, собрал и понял до конца. Когда обрёл её великий смысл, заглянул в её глубины и тайны, прикоснулся к Богу, Любви! Теперь, когда я знаю как и зачем жить. И так трудно, болезненно и долго шёл к этому пониманию, вдруг — открылось! — и оставить этот мир?!
Вот он голос хозяина кармы, чугунный и грозный, исполнителя и слуги возмездия: «Приговорить Терентия Смирнова к смертельной казни через тяжелую неизлечимую болезнь!…»
«За что?!» — вопрошаю. Понимаю, здесь не спрашивают, каждому своё на роду написано. Не задобрить, не обхитрить, не умолить.
Сижу я в одиночной камере смертников в многоэтажном доме, в своей комнате, ощущаю давление всех верхних этажей надо мной. Жутко, тоскливо. Неизвестно, когда вступит в силу смертный приговор. Хуже так. Знать бы — легче было. Точка сборки моя качается как поплавок, тонет в разных волнах эмоциональных, характерных для такого бедственного положения. Тоска, отчаяние, страдания, боль душевная, озлобление на судьбу, безразличие, депрессия, страхи, сожаления, сопротивление року. Недолгая покорность, смирение и вновь страхи и безнадёжность. Цепляюсь за жизнь я. Уехал в деревню.
Если есть ты, Бог, то как ты не справедлив! Но значит нет тебя!
Знаю уже, что молитва все ключи открывает, и даже смерть остановить может. Из опыта это. Но вот беда. Сердце моё наглухо закрылось. Любить не хочет. И всё чаще и чаще запирается подолгу. Сухое, мёртвое, бездушное сердце моё стало. Нет сердца у меня, вместо него — дырка! Тупик во всём непробиваемый. А без сердца как бы уже умер я. Как труп существую по инерции.
Уж в какие только хитрости не пускался. Энергии гонял по каналам. И токи есть, и движение, и тепло с пульсациями. Пробивается что-то болезненно вроде, а болезнь моя не только не приостанавливается, а пуще прежнего обкладывает. До конца решил стоять. Большой опыт здесь заимел. Воля и жажда до жизни во мне говорят. Выжить, выстоять, преодолеть и не сдаваться!
Но более на главную свою магическую хитрость рассчитывал, на помощь дона Хуана. Но здесь дело не простое встало. Его магия моё тело преждевременно-то и разрушало. И любовь моя к дону Хуану, к магии его, как в молодости любовь к падшей женщине одной демонической красоты. Запал я тогда на неё сильно. И ничего поделать с собой не могу. Знаю, тянет она меня на дно. Сама стремительно гибнет, опускается и меня прихватила, за собой, тащит. Понимаю, что падаю я с ней в бездну тёмную. Понимаю, а разлюбить не могу…
Так же и с доном Хуаном сейчас в магическом волшебном танце. Хитростью хотел болезнь свою обойти.
Я от этой жизни печальной своей отвернулся. В сновидения свои кинулся, погрузился. И там мрак, темнота, беспросветность! Серые улицы какие-то, скользкие мосты, люди—тени. Крысы дорогу тёмную перебегают. В канавах змеи шершавые. А главное — небо закрыто! Густое, чёрное оно. Хоть бы лучик мелькнул, будь бы кусочек маленький солнышка! Знаю, засветит во сне, — наяву тут же лучше станет. В осознании я по снам рыскаю — охота на солнце! Чуть отблеск света замечу — сразу туда. Нет… мираж, свет отражённый, тенями занавешенный.
Боги, дайте солнце, где вы?!
Не поймал солнце, на себя во сне обратился. Стал себе во сне почки оживлять, лечить. Гляжу — и наяву эффект в почках: токи, тепло. А болезнь усугубляется. Резервы энергетические на осознание себя потратил, иссякли они, и у больных почек энергия отбирается… Чувствую, опрокидыватель — накатывающая сила смерти, всё методичнее меня кулачком в животик тюкает так, и медленно рассыпаюсь я…
Вот здесь меня на новый уровень сознания стало выносить. Точки сборки движение. К безупречности стал прибиваться. Отказываюсь я от врачей и экстрасенсов. Не хочу больше, чтобы одни в моё тело антибиотики вливали, а другие — тёмные свои энергии. Что за болезнь моя такая? Она же великий учитель мне, думаю. Покруче Мескалито, — другом её сделаю! Прорывы, озарения у меня пошли. Кто это во мне, размышляю, так страдает, беспокоится и умирать не хочет? Эго моё разненаглядное! Взял — и выкинул его! Суждено мне умереть, так зачем ещё страдать и мучиться дополнительно? Какая разница? Лучше умирать буду в радости, любви и благодарности за то, что жил, и жизнь давалась. Прозрел. Отбросил мученичество своё, и остались радость и тихий смех существования. Ай, да учитель, ай, да Мескалито (болезнь так назвал)[28]
Однако сознание на достигнутом уровне ещё не закрепилось. Точка сборки назад откатывается, во мрак. Но главное, я настроение воина поймал — отрешённость и безразличие к себе. Стал наблюдать равнодушно, как моё тело медленно умирает, будто не мое, а чужого человека.
Тут во сне проблеск неожиданный случился — солнце. Засветило вдруг — вот надежда!
Шёл я в этом сне по солнечной зелёной поляне. И, похоже было, подходил к какому-то посёлку. Повернул голову вправо, глядь, сарайчик старенький. На нём птица чудесная—расчудесная сидит. Крупная, широкая, размером с человека, с тёмно-зелёными красивыми отливами, крылья чуть раздвинуты. И с головой человеческой! Вроде, сказочная птица. Волнительно мне стало. Проблеск осознания меня прошиб. Это же вещая птица! У неё много имен: Гамаюн, Сирин, Алконост. А в христианстве — это символ божьего промысла, проводник определённых сил, пусть и не всегда хороших. Понял это. Восхищение, скрытый, благоговейный тайный страх к птице этой стал испытывать. А ощущения мои говорили мне, что Гамаюн энергией сильной обладает. Чувствовал и знал — союзник это!
Кинулся я к женщине—птице, лицо у неё тёмное, африканское. Почему-то на одно колено припал. И страстно—страстно так и жалобно стал ей быстро-быстро рассказывать. Как страдаю я сильно, как болею, как мучаюсь, что ищу Бога, счастье и любовь.
И тогда союзник открыл мне своё имя. Сказал мне, что в любое время могу его вызвать. И что он лечить меня будет.
Дальше случился то ли пробел какой-то в сознании, то ли я память кратковременно потерял. Но возле меня женщина оказалась тёмнокожая, но с тем же самым лицом, что у птицы было. Ага, думаю, всё тот же союзник это. Просто перенастройка световых волокон внутри кокона произошла и в более привычную интерпретацию восприятия обернулась.
Сначала испугался я. По ощущениям слишком мощный от неё энергетический заряд шёл. Приложила руку она мне на голову, замер я. Сейчас, думаю, как шибанёт! Но ничего… полегче было. Давление и энергия сверху через голову пошли вниз, но не такие мощные как ожидал. Дальше, вроде, опять сознание потерял или провал в памяти случился. После лежим уже вместе. И женщина эта тёмная, союзник мой, крепко меня в объятиях держит обеими руками и говорит, что кататься нам надо по земле. Катались в обнимку. Встал я. По мне энергия ходит. И все-все блокировки в своём теле одновременно чувствую. Много их! Я думал меньше, ведь долго уже с собой работаю. Особенно сильно обе почки забиты. Но и печень тоже. И стала энергия эта болезненно и остро распирать все больные органы мои и блоки.
