небесный. Высоко отлетел! Оглядываюсь, райское местечко, а рай весь бумажный, рисованный. Скучно здесь, неинтересно.

Очнулся, наконец. Сплю под кроватью, оказывается, на придуманной подушке. А тело моё сверху отдыхает. Холодно стало. Забрался назад, наверх. В тело своё нырнул — тепло там внутри.

Будит кто-то, встаю, умываюсь, иду завтрак готовить, кашу себе варю. Присмотрелся, да что же это такое? Сон это всё ещё. Не проснулся я. Опять лёг.

Будильник звонит. Встал по часам, позавтракал, каша вкусная, сладкая, молочная. За дровами побежал — печь топить. Случайно сквозь стенку прошел. Опять сон. Что же такое твориться? Снова не проснулся. Ведь выспался же я!

Тогда я быстро заснул по новой и в большом удивлении проснулся опять. К соседу Гришке побежал и начал ему спешно рассказывать, как проснуться долго не мог. Как снилось мне, что проснулся я. Вот смешно-то как! Но это снова сон оказался, потому что Гришка, сосед, в кота рыжего превратился. Кот разбойничьего вида, ничего не боится! Кот-ухарь, кот — беглый каторжник, с ухом поломанным. Кот сипло залаял на меня. Я — от него, он отстал. Иду по дороге, по одну сторону лето по другую — зима…

Так пробудиться ото сна до сих пор никак и не могу.

Ой, братцы как же мне назад в наш мир попасть-воротиться?! А может не надо? Там жуть, как сказочно—интересно живется!

Нет, бред это всё сивой кобылы. Но в бреду сём намеки. А может тайна большая сокрыта!..

Нет этого у дона Хуана, нет! Не добрался он до самого чудесного!

Последнее время, замечу, стал я опасным человеком. Заболел. Причём всерьёз и надолго и заразить могу любого. Да не то, про что ты думаешь, и что я описывал. Блаженством я болею…

Эпидемии ходят в городе страшные. Где скопления народа. Грипп тяжёлый быстро развивается, гепатит, туберкулез и другие болезни. Но более всего заразительны и смертельно опасны эмоции отрицательные. Гнев, скука, депрессия, зависть, злоба и раздражительность, особенно в толпе густой. Точат они человека долго, почти ежедневно, всю жизнь, как черви. Здоровье непоправимо разъедают. Бесы этому очень способствуют, радуются бесы этому. В общем, это та самая неорганика и володёры по Кастанеде, что сознание наше ловят и жрут. Каждый день у них многоразовое питание. Режим. И поскольку в пище этой нет недостатка — жиреют они, сыто ухмыляются. И люди против этого бессильны. Сначала, потому что про всё это не знают, а потом уже не ведают, как с этим бороться, и беспомощны они…

И совсем, казалось, безнадёжная ситуация была бы. Но вот на счастье наше, светлое и прекрасное тоже распространяться может и передаваться друг другу. Блаженство заразительно.

Была у меня в гостях женщина одна, одинокая, не старая — дальняя родственница. Совсем плоха приехала. Отец и мать почти одновременно померли, сын в тюрьму попал. Приехала такая, что сама умереть может. От отчаяния жуткого, безнадёжности и уныния. Пожила у меня с недельку. Уезжать стала — не поверите — другой человек. Заразил её блаженством, вселил веру, как разрешить проблемы намекнул. Уезжала — пела, чуть ли не в танце на автобус садилась. Я тогда специально ей ничего не делал, не выдумывал. Но после её отъезда — понял. Передались ей от меня микробы блаженства. “Инфекция” эта положительная тоже заразительную силу имеет. Я жил обыкновенно: обедал, спал, дрова колол, в огороде возился, воду таскал. Единственно что — в сновидения её вовлечь сумел…

Не перестаю женской способности к сновидениям удивляться и лёгкостью, с которой они сложные вещи там сразу проделывать начинают…

«Да… — задумался я. — Как же это всё просто. Люди! Давайте бесов, неорганику и чертей разных молитвой отгоним и друг друга начнём блаженством заражать, любовью и радостью делиться, счастье всем окружающим передавать! Как, да как, опять, — через молитву же сладостную!»

Давайте на земном шарике нашем такие мировые пожары инфекцией раздуем, такие эпидемии массовые организуем. Все друг друга блаженством перезаразят, любовью сладкою. Люди вокруг танцевать и петь начнут от счастья, и это нескончаемо начнёт передаваться дальше, в другие страны и континенты…

Широко мысль моя шагает. Штаны ей-ные рвутся. Если б всё так просто было…

Опять-таки, знакомый мой старый, Странник… Он меня первый заразил. Человек он неугомонный, всё в поиске, в дорогах русских пыльных или белых сугробных — в путешествиях. Ему на месте не сидится. Сблизились с ним шибко. Он дальше пошёл. Я на месте остался. Ещё встретимся.

Но, посетил меня как-то ещё один человек. Расскажу. Человек этот исконно русский, не так чтобы широк в плечах да очень крепок и велик — обыкновенный — но силён он молитвой, и блаженство от него исходит. Борода по-русски, строен. Младший брат он мастера сновидений, который позже обнаружится. Промежуточный образ, связующий со Странником. Человек тот высоко летает — далеко видит. В такие тайны заглядывает — жутко становится. Такие прозрения его прошибают! И не отличается он повышенной энергией, но на путях любви возможно такое. Полюбил я этого человека за простоту и покой, от него исходящие. Живёт он незатейливо, не суетится. Всё на одном месте пребывает. Пришёл он к цели уже, понимаешь? Некому больше дёргаться и волноваться. На самом деле, всё проще простого. Печаль пришла — не всё радость — и покручиниться можно. А смерть придёт — помирать будем. Во как! Дошло, что за человек этот?

Конечно, всё не так просто, на тайне им постигшей всё устроено, на любви. И не святой он — обыкновенный, даже будничный. Но обнаруживается в нём ещё нечто потаённое, дивно блаженное и сладостное. Отшельник он в миру. Как это? — спросишь. А вот как. Живёт он в самой гуще событий, в мире социальном, в толпе людской. Но не затрагивает, не задевает его вся эта мышиная возня, потому что не от мира сего он одновременно. И странный парадокс: чем больше человек отстранён от жизни, тем глубже в неё он погружается и постигает дно. Дно жизни. Тем полнее его бытие, качественнее, насыщеннее. Многое мой знакомый понял и вымел лишнее из своей жизни. Вот так отшельником среди людей и живёт. Делает всё осознанно, не спеша, с расстановкой, вдумчиво, любовно как-то — смотреть на него уже сладко!

Хочешь в деревне живи, хочешь в городе. Ничего не заботит. А как это? А как это? У нас: идеи, мысли разные, планы всевозможные, беспокойства, страхи. А вдруг это не получится, вдруг то случится, — нет у него этого, разумеешь?

В деревне всё-таки лучше… Встал лёгкий, босой, землю живую тронул-прикоснулся. Помолился — любовью окутался. Дрова наколол, траву покосил не спеша. Молочка парного со свежим ржаным хлебом поел. Если надо печку истопил. Какие проблемы? Чего лезть своим умом, извращённым и изворотливым, чего выстраивать, городить теории? Миг жизни текущий, настоящий надо схватывать.

Главное, конечно, не в этом заключается. Это всё следствие. Как всё это достигается? — вот вопрос!

Вот многие спрашивают про всё, рыскают в духовных областях и столько всего наузнают, напридумывают, наупражняются. А всё, оказывается, очень и очень просто. Чего выдумывать? Молись — всё получишь. Молись правильно — всё будет.

Что в городе? Колбасу тот человек в городе ест — вот что. В городе блаженство его обостряется. Там жизнь кажется насыщеннее, плотнее. Людей, событий, вроде, больше. Человеку-отшельнику тому ещё блаженней становится. Это надо почувствовать. Блаженство никуда не лезть, не выставляться, ни во что не вмешиваться. Всё само собой наладится и трава под окном сама вырастет и прочее. Проблемы возникнут — сами разрешатся, без его участия. Блаженство не выбора здесь сильно увеличивается. Блаженств всевозможных, знаешь, сколько? Купайся — перекупайся во всяком, всех оттенков не испытаешь. Да всё в простом скрывается. Ты когда-нибудь удовольствие получал от того, что вкусно поел? Имею в виду даже не сам процесс — это трудно, а удовлетворение после еды. А ты попробуй получи, да подлительнее. Не всякий в высоком пребывать может. Но и в этом особое удовольствие найдёшь. Вроде бы дело обыденное, а тонкое блаженное состояние можно открыть.

Всё красиво и, может быть, впрямь хорошо про человека ты рассказал, — скажешь. Да уж очень как-