Вчера днем наши части попридержали ход, а во второй половине дня опять пошли в атаку. Продвижение идет медленно. Немцы зло огрызаются, часто переходят в контратаки. Силы у них здесь большие. На брянский они сняли отсюда только 2 танковых дивизии и авиацию. Поэтому очень остро стоит вопрос о закреплении.

Ребята вчера выехали в части. Курганов поехал с фотографом „Известий“ Павлом Трошкиным и Женей Кригером. Они заблудились и попали на самый горячий участок. Как Оскар говорит — они увидели то, о чем раньше писали. Они были на НП полка в 500 метрах от поля боя. Танки, артогонь, авиация! Поджилки трясутся.

Отличился Трошкин. Несколько дней редакция долбала его за то, что он ничего не посылал. И вот, будучи на НП, он увидел несколько самоходных пушек „Фердинанд“, подорвавшихся на нашем минном поле. Метров 300–400. Он взял командира минеров и пополз туда. До этого там убило троих и ранило одного. Дополз, снял вплотную. Молодец!

Вечером Рузов читал мне стихи Киплинга. Великолепно! Очень идет к войне. Особенно хороша „Дорога в Мандалей“. Томик Рузов возит с собой.

Весь вчерашний день наша авиация косяками гудела на север. Самолетов несколько сот.

Сегодня встал рано. Спор с Кригером: что раньше делать — чистить сапоги или умываться? Умыться — запачкаешь руки, чистить — при умывании забрызгаешь сапоги. Я стоял за чистить, Женя — за мытье. Кончили тем, что пошли завтракать.

Сегодня снова наша авиация продолжала утюжить передний край. Снова и днем и ночью слышна канонада. Ребята были в отбитых деревнях — как обычно вонь, трупы, минометный и пулеметный обстрел, разрывы снарядов. Несем значительные потери. Один танковый батальон на небольшом участке был израсходован за два часа.

18 июля.

С напряжением слушаем сводку. О нашем направлении говорят глухо и между прочим. Это всех огорчает. Так мы скоро превратимся в вымирающих животных, т. к. нас никто не будет печатать с неинтересных направлений.

— Исчезнем, как мамонты, — говорит Макаренко.

В столовой встретился с полковником Мартыновым — зам. командира 87 стрелковой дивизии. Его дивизия дерется сейчас около Понырей. Полковник лежал месяц или полтора в госпитале. Вчера выписался, поехал к высокому начальству. Одначе, столь сильна привязанность к части, что „по дороге“ (сделав крюк в 100 км. с лишком) заехал на передний край и посмотрел, как дерутся его „ребята“.

Утром обсуждали куда и когда поехать. Решили было мотать сразу после завтрака. Липавский сказал:

— Нет смысла, поедем часиков в 12. Утром там делать нечего — даже под бомбежку не попадешь.

Все огороды и сады нашей деревни забиты семьями. Это — эвакуированные с переднего края. Живут они в сараях, клетях, а то и просто под деревьями, табором.

Вокруг много роют. Отрывают, опоясывая все селение, окопы полного профиля. И это несмотря на то, что мы наступаем. Правильно!

Днем был у командующего воздушной армией генерал-лейтенанта Руденко и его начштаба генерал- майора Бройко. Живут они в лесу, в целом земляном городе. Блиндажи трех-четырехкомнатные, чистота, порядок, окна со стеклами и занавесками, телефон с Москвой.

Принял меня отлично. Вышли, если на травку и беседовали около трех часов. Рассказал о тактике массированных налетов, говорил, что такое прикрытие наземных войск и господство в воздухе, что в воздухе дорогу наглухо не закроешь и проч. Постреливали зенитки, покусывали комары. Генерал высок, статен, живое лицо, блондин чуть седой, очень культурный и обходительный. В свою авиацию влюблен и чуть-чуть к ней неравнодушен.

19 июля.

Вчера ночью по поручению нач. ПУ генерал-майора Галаджева, всем корреспондентам было приказано поехать на левый фланг и быть там сегодня на рассвете. Никто не поехал, ибо каждый уже не раз бывал при начале наступления, писал об артподготовке и знал, что ничего нового не будет. Сообщение информбюро, в случае удачи, последует через несколько дней, а интересный материал и нужные люди определятся тоже не раньше.

Наступление развернулось довольно успешно, хотя немцы отчаянно сопротивляются. В первый день мы там продвинулись на 5–8 км, заняли Тросну, Озерки и пару других пунктов.

20 июля.

Сегодня, на основании беседы с Руденко и ряда материалов написал большой подвал (больше подвала) „Нашла коса на камень“ — о крахе немецких воздушных планов и о характере авиационной войны на нашем фронте. Послал. Неужели зарежут? Дал там несколько публицистических абзацев, назвал цифры самолетов, участвующих в массированных налетах А то по нашим материалам раньше получалось, что у немцев — сила, а у нас — только отвага и мастерство. У них по 300–200 самолетов на участок, а у нас „группа“.

Получил телеграмму из редакции о том, что я назначен начальником корреспондентских групп на Центральном фронте и Воронежском. Лазарев проводит в действия свой план, редакция постепенно освобождается от газетчиков в аппарате. Ол-райт!

Весь день над головой эскадрильи наших бомбовозов и штурмовиков, идущих на север. Дают жизни!

Жара.

Получил „Правду“ за 18 июля. Напечатана моя корреспонденция „Вчера и сегодня“, посланная 16 июля. (дали под заголовком „Ломая сопротивление врага“ и подписью Л.Огнев).

22 июля.

У нас события без перемен. Вчера немцы западнее Тросны попытались нанести удар с фланга по нашим наступающим войскам. Нашим пришлось отступить немного и оставить Тросну. Но в это время наши войска, стоящие еще западнее, в свою очередь ударили немцам во фланг и они поспешно отступили. Наши опять заняли Тросну.

Вообще же продвижение пока идет медленно. Это объясняется тем, что немцы тут наступали и сейчас еще нам противостоят большие силы. Против нашей 70 армии, например, стоит 9 дивизий пехотных и одна танковая.

Брянский же и Западный фронты наступают быстрее. По данным сводки Совинформбюро за 21 июля, они стоят уже в 15 и 18 км. севернее и восточнее Орла.

Вчера здесь стало известно, (об этом сообщил Леня Кудреватых, вернувшийся к вечеру с переднего края) что немцы жгут Орел, взрывают склады боеприпасов. Железная дорога Орел-Харьков контролируется нашими частями. Видимо, немцы уводят свои войска из мешка. В этом разе мы завтра-послезавтра начнем быстро двигаться вперед.

Наша авиация все время ходит к фронту целыми косяками. Чуть оживилась и немецкая. Вчера и сегодня над нами снова ходили разведчики, палили зенитки. Сегодня ночью появился один. Его поймали прожектористы: два луча. Он пытался вырваться: поймали еще два луча. Он спикировал: тогда поднялся в лоб еще один луч. Немец потерял всякую ориентировку, был ослеплен вконец и вмазал в землю. Тут увидели сноп пламени, слышали взрыв (видно, взорвался на своих бомбах) и затем ровное горение.

Сегодня прошла гроза исключительной силы.

Что-то долго нет Макаренко и Коршунова. Уехали еще позавчера в 70-ю армию, хотели вернуться вчера, а нету.

Читаю Гамсуна. Как все-таки своеобразно тяжело и утомительно он пишет. Прочел два романа „Живые силы“ и „Редактор Люнгс“. Устал!

25 июля.

Поехали с Липавским к бомбардировщикам. По дороге заехали к истребителям ПВО. Тут были гостями у сталинградца Героя Советского Союза Башкирова. Звание ему дали за 12 лично сбитых. После этого свалил еще 4. Позавтракали у него, отдохнули, выпили, я побрился.

Были в Курске. Сам город — живой, много народа, машин. Все крупные здания разрушены, снял