два-три тома. Выйдет двухтомник Ленина и двухтомник Маркса. Готовится полное собрание сочинений Сталина.

В этот момент его позвали к Грозе. Вернулся через полчаса.

— Ух, дока! Как он хорошо знает Маркса! Расспрашивал меня о том, какие рукописи есть у нас, где такая-то, где такая-то. Что готовим. Знаешь, Гроза — и впрямь любопытная фигура. Один из крупнейших финансовых магнатов Румынии, он издавна сочувствовал левым партиям. Он перевел Маркса на румынский язык, в годы оккупации поддерживал левых. Не даром сейчас англичане так ополчились на него.

Прощаясь, Гроза подошел и ко мне.

— Спасибо за прием, за гостеприимство. Постараемся оказать Вам такой же прием в Бухаресте, — сказал он мне, как и всем.

— Спасибо, я уже пользовался вашим гостеприимством в Бухаресте, ответил я. — И с наслаждением испытаю его еще раз.

Он поклонился, я тоже.

2). Был отличный концерт: Михайлов, Емельянова, Лиза Гиллельс, Максакова, Григорян. Потом сидели с Козловским и пили. Я напомнил, что последний раз мы чокались вместе с Чкаловым лет восемь назад.

— Да, помню, — ответил он. — А за три дня до гибели Валерия Павловича и слушали новую ведь. Он очень любил музыку.

3). Комендант Москвы генерал-лейтенант Синилов Козьма Романович, крупный, полный, широкий мужчина, с широки русским лицом (я встретился с ним в 1939–1940 году, зимой, в Мурманске, когда мы шли за «Седовым») рассказывал мне, Поспелову и Кружкову. Он довольно долго охранял Ленина, стоял на важных постах в Кремле.

— Помню, Владимир Ильич любил отдыхать в скверике, а сейчас и этого скверика нет. Я смотрел картину «Ленин в октябре», «Ленин в 18 году» и все сравнивал: тот ли Ленин, та ли походка, жесты. Мы часто сидели в Арсенале, свободные от дежурств, Ильич подойдет, послушает, очень он любил русские песни. Как-то раз, в ноябре 1922года, мы занимались на плацу. Вдруг подъехала машина Ильича. Мы все ее очень хорошо знали. Все замерли. Владимира Ильича посадили на колясочку. Он осмотрел Царь-пушку, колокол. Мы молчали, знали, что он очень болен.

У меня в комендатуре есть один подполковник. Он тоже был в школе ВЦИК. Он рассказывал, что Ленин зашел как-то в казарму, посмотрел, как бойцы живу, спросил — почему тумбочки не покрыты, посмотрел, чистое ли постельное белье у бойцов на койках.

Потом разговор зашел об октябрьских днях войны. Вспоминали, как тогда работали и в «Правде» и в комендатуре. Синилов рассказал:

— 19 октября 1941 года меня назначили комендантом. И вот дня через четыре вдруг вызывают меня к т. Сталину. Я был где-то в казармах, в простом кителе, помню — долго пояс искал, чтобы подпоясаться. Приехал. Я в кабинет, а из кабинете какой-то генерал выходит, кажется, Жуков. Вхожу. Берия меня представляет т. Молотову, Кагановичу, — все члены правительства там были. Потом заходит т. Сталин. Поздоровался, зашел по другую сторону стола, я — по эту. «Садитесь», — говорит. Я, конечно, продолжал стоять.

— Мы позвали вас затем, т. Синилов, — говорит т. Сталин, — чтобы вы, как новый комендант Москвы сказали, какие у вас есть вопросы к правительству. Что нужно сделать, чтобы помочь вам поддерживать порядок в Москве?

Я опешил, но кое-что ответил. Из своих ответов кое-что помню, а кое-что забыл. Потом т. Сталин говорит:

— Хорошо, мы сделаем, что вы просите. А теперь у нас есть вопросы к вам. Вот мы с т. Молотовым ездили и видели, что машины плохо соблюдают светомаскировку. В большинстве — это фронтовые машины. Можно, конечно, запретить им въезд, но тогда Москва будет отрезана от фронта. Нельзя ли сделать так, чтобы они соблюдали маскировку? (он не сказал «запретить», а «нельзя ли»).

Я ответил, что как раз перед этим мы испытывали новые фары (лягушки), и они очень хороши и надежны.

— А нельзя ли ими снабжать фронтовые машины, въезжающие в Москву? спросил Сталин. — Вы сможете взяться за это, чтобы их было достаточно?

Я ответил, что берусь. В тот же день мы занялись этим, поехали на заводы. За три дня мне сделали 65 тысяч лягушек и мы на КПП снабжали ими все идущие в Москву машины.

Прошло несколько дней и наша служба сообщила мне, что ночью т.т. Сталин и Молотов ездили по разным районам Москвы. И вот вызывает меня т. Молотов.

— т. Синилов. Мы ездили с т. Сталиным по Москве и у нас нигде не спрашивали пропусков. Это не годится. т. Сталин очень недоволен.

Я ответил, что мы знали, что едут именно они, и мы им давали «зеленую улицу».

— Это не годится, — повторил т. Молотов. — Мало ли какие машины ездят, и мало ли кто в них сидит. Обязательно надо спрашивать пропуска.

4). Видел там архитектора Алабяна. По его проекту будет восстанавливаться Сталинград. 22 августа СНК СССР утвердил в основном его проект. Договорился с ним о подвале.

— И там можно некоторые общие вопросы поставить? — спросил он.

— Конечно.

— Поедем на юбилей Армении?

— Обязательно, — ответил я.

Он был чудным мне спутником в 1940 году в дни празднования 20-тилетия Армении. Он, Суре Кочарян, Рачик Григорян, Иосиф Орбели и другие.

5). Видел арх. Бориса Михайловича Иофана. Когда-то я давал беседу с ним о проекте Дворца Советов (на месте Храма Христа Спасителя. — С.Р.) Сейчас я его еле узнал: маленький, сухой и очень постарел. Сказал он мне, что сейчас в проект внесены некоторые изменения. Когда Молотов вернется из Лондона с конференции министров иностранных дел, он посмотрит и утвердит (он по-прежнему председатель Совета Строительства). Договорился о беседе.

6). Сидели, курили. Композитор Вано Мурадели сообщил, что написал новую песню о Берия, хотя тот и очень не любит, когда о нем пишут. Потом рассказал чудную грузинскую сказку о молодоженах и трусиках.

ЦК принял решение — выпускать 6 полос с 1 октября. По этому поводу Поспелов вызывает завов с докладами о подготовке. Гершберг и Объедков уже были. Моя очередь, видимо, завтра.

Сегодня он вызвал меня, спросил — подойдет ли мне замом Володя Верховский? Еще бы! (Три дня назад мне утвердили замом Шабанова — быв. корр. Информбюро по 1-му Украинскому фронту). Рекомендовал не гнаться за количеством, а брать орлов. «И чтобы вы побольше писали». И тут же заказал мне передовую — о разгроме Японии и заселении Дальнего Востока.

ЦК принял решение — всем центральным газетам выходить в 4 часа. О каждом опоздании давать письменные объяснения.

Вчера получил выписку из постановления редакции о назначении меня завом Информации с 1 июня (все недосуг было Сиротину оформить).

Сегодня на приеме Папанин сказал мне, что они переделывали список и решили представить меня не к «Знаку Почета», а к «Красной Звезде». Олл-райт!

Пора спать — 5 ч. утра.

Уж какой день холодище. Весь конец лета и осень — дырявые, дождь по несколько раз в день. С 19 августа и по сей день не могут выбрать дня для авационного праздника — видимо, отменят. Хлеб гниет. Худо.

18 сентября.

Несколько дней назад нам сообщили, что в воскресенье открывается мавзолей Ленина — впервые после четырехлетнего перерыва. А я уже месяца два собирался побеседовать со Збарским о том, как готовятся к открытию, и как раз накануне узнавал его телефоны.

Позвонил, его нет дома, скоро будет. Дело было в пятницу, 14 сентября. Звали на прием в ВОКС, в честь английского писателя Пристли. Решил поехать и оттуда звонить. Шикарный прием, много представителей литературы, искусства. Встретил там академика, секретаря Академии Медицинских наук