— Вот — пожалуйста. Я согласен дать ее тебе в полет, когда понадобится. Все испытания прошла. Позвони, когда будет нужно!

Вышли из ангара. Около стояла красная машина, одномоторная, похожая на иглу с несколько толстым хвостом.

— Это и есть сегодняшний юбиляр. Реактивный самолет. Взлет с обычным мотором, на высоте — включает реактивный.

— Сколько он работает.

— Около получаса. Вполне достаточно для воздушного боя. Но для него у меня сделан и другой самолет — «Як-3» с новым мотором. Будет самый быстроходный истребитель мира. Вот он стоит в ангаре. А рядом — «УТ-2», сейчас всюду обучают на нем.

— А ангар у тебя давно?

— Нет. Раньше у меня не было. Все самолеты стояли под открытым небом. Бился, ничего не могу сделать. Сказал т. Сталину. Он сразу, не переспрашивая никого, сказал — дать! Дали мне, Микояну, Лавочкину.

Подошел худощавый, невысокий, веселый летчик, на вид — лет 35, в кожанке, генеральские погоны.

— Федрови.

Заславский говорит: хорошо бы полетать хоть на одной из виденных.

— Давайте я вас покатаю, — засмеялся Федрови. — Как раз сейчас полечу.

— На чем?

— «Мессер-108». Новый. Испытываю, что он такое. Прошу!

Но Яковлев запротестовал: «Некогда». Видимо, не хотел отвечать за нас.

Поехали на завод. Зашли в кабинет. В камине — дрова горят, уютно. Сели.

— А я с этим камином натерпелся. Начал строить этот корпус, запроектировал камин, широкую лестницу. С стройинспекция не утверждает, говорит — по нормам не полагается. И ни в какую!

Работает у меня подарочная группа (пепельницы с самолетами). Так часто делаю то одному, то другому подарочный самолет для ребят. И вот случилось: Рузвельт прислал Сталину свой портрет. Сталин ответил тем же, а рамку для портрета — строгую, художественную — мы делали. Я вот давно думаю над тем, чтобы вещи делать не только правильные, но и красивые. Ведь изуродовали Москву новыми безобразными домами. Хочу написать об архитектуре архитектора услыхали, Христом Богом просят написать, помочь им прошибить косность. Хочу написать и о театре. Вот я, конструктор, дал за время войны столько-то новых самолетов. А что дал Большой театр? Один спектакль «Иван Сусанин», да и то испортил его. Говорил я об этом с Поспеловым — и об архитектуре, и о театре, а он боится что ли?

Позвали завтракать. Маленькая столовая, тут же — при кабинете. Чудный сервиз. На столе — коньяк «КС», водка, Мукузани, Цинандали. Легкая закуска, печеная картошка, заливная осетрина, горячая рыба, ромштекс, кофе с яблочным пирогом. Великолепно и вкусно.

После завтрака — опять в кабинет. Заславский завел разговор о механизме творчества, спросил — где Яковлев работает.

— Я работаю здесь, в кабинете, больше у меня рабочей комнаты нет. Иногда фотографы требуют, чтобы я снялся за чертежной доской, за расчетами. Я им говорю, это же враки. Я даю идею, основное решение проблемы, а дальше дело, пожалуй, техники. При современном оснащении нас расчетной наукой и при нынешних знаниях авиации, да плюс еще наш опыт — технически грамотные идеи можно обосновать быстро. Этим и занимаются мои помощники. Но одних знаний недостаточно. Нужна творческая интуиция. Вот есть такой авторитет в области аэродинамики — проф. Пышнов, ты его, Лазарь, знаешь хорошо. Сколько раз он пытался создать машину, а не получается. Как я творю. Мне необходимы ощущения. Я разговариваю с вами, с другими людьми, бываю в театре, на заседаниях, а мысль все время где-то подсознательно работает. И мне необходимо общаться с людьми. Если бы меня заперли на три месяца в комнату я бы ничего не создал и захирел.

— Расскажите, все же, о создании какой-нибудь машины.

— Хорошо. Вот свежий пример. т. Сталин устраивал прием де Голлю. Кажется, 9 декабря прошлого года. Пригласили почему-то и меня. Видимо, потому, что был и командир полка «Нормандия», а они все время хвалят «ЯКи». Прием был в Екатерининском зале. Молотов поднял тост за гостя, гость — за Сталина и, кажется, Молотова. Потом Сталин начал провозглашать тосты. И вдруг слышу — «За Яковлева, конструктора советских грозных истребителей». Я сразу встал. И вот вижу — Сталин идет с бокалом к моему столу. Я совсем растерялся. Пошел навстречу. Чокнулись. «Вы хорошо выглядите, я давно вас не видел», — сказал Сталин. После банкета т. Сталин пригласил посмотреть кино. Посмотрели одну картину. «Ну что, по домам или будем смотреть еще?» спрашивает Сталин. Все, конечно, молчат. «Ну, давайте посмотрим еще. Что есть?» Ему называют. Он выбрал «Волгу-Волгу». (Сталин, видимо, очень любит эту картину. Мне когда- то Полина Осипенко рассказывала, что на даче Сталина еще в 1938 или 1939 г. ее вертели, потом еще кто- то говорил. Гершберг рассказывает, что Сталин смотрел ее десятки раз. — ЛБ) Прокрутили. «Ну, по домам — или еще?» Опять все ждут. Начали вертеть мультипликацию Диснея, сделанную специально для России, на русском языке.

Потом Сталин взял командира «Нормандии» подполковника Пуяда и пошел в соседний зал, туда же пошли еще несколько человек. Проходя мимо меня, он потрогал ордена, побренчал ими и засмеялся: «А неплохо получается?!» и позвал меня. Сел за стол. «Дайте нам шампанского!» Сам открыл бутылку, налил в бокалы. Выпили. Потом спрашивает у командира:

— Вы летали на Як-9 с 37-мм пушкой?

— Да.

— Нравится вам эта машина?

— Хорошая машина. Но нам больше нравится «Як-3», это более маневренный самолет.

— Но у него вооружение слабее.

— Зато маневренность больше.

— Ну это важнее для индивидуального воздушного боя, — заметил Сталин. Зато пушка 37-мм разносит любой современный самолет. Видите, у нас есть идея устраивать в воздухе при налете вражеских бомбардировщиков воздушную артиллерийскую завесу. Как вы на это смотрите?

— Вот если бы на «Як-3» поставить 37 мм пушку — это было бы хорошо, упорствовал француз.

— Ну как вы не понимаете, — возразил Сталин. — Это же разные задачи: воздушный бой и артиллерийский заслон. Конечно, было бы хорошо иметь «Як-3» с 37 мм пушкой, но такого самолета нет, и вряд ли это возможно. Яковлев, как вы думаете, это возможно?

— Нет, т. Сталин, — ответил я. — Это невозможно. «Як-3» — самый легкий в мире истребитель. Если на него поставить 37 мм пушку — это его резко утяжелит и он потеряет и скорость и маневренность.

— Ну, вот видите, — сказал Сталин. — Конструктор говорит, что это невозможно.

А француз упорствовал. Он явно не понимал идеи Сталина и хотел иметь тяжелую пушку не для завесы, а для драки.

— Ну, с ним каши не сваришь, — махнул рукой т. Сталин.

Беседу переводил работник НКИДа. При переводе он явно путался в технической и военной терминологии, и я, несмотря на весьма слабое знакомство с французским языком, и французский летчик его часто поправляли.

— Вот так всегда, — заметил полушутливо т. Сталин. — Мы воюем-воюем, а придут дипломаты — и все испортят.

Он еще пару раз — по ходу разговора и очень к месту — сказал это о дипломатах.

Вернулся я домой на дачу в 5 ч. утра, и уснуть не могу. Свербит мысль: как бы все-таки поставить на «Як-3» тяжелую пушку. Ходил, лежал, думал. И постепенно начала рождаться мысль: передвинуть летчика, это освободит место для более габаритного вооружения, сделать то-то, так-то изменить центровку. В 9 ч. утра я уже позвонил на завод и приказал приготовить к часу дня такие-то и такие-то расчеты. Приехал, сели. Неделю работали. И вот, в субботу, я позвонил т. Сталину.

— Могу поставить на «Як-3» 37 мм пушку.

— А скорость и маневренность?

— Останутся без изменения.