И тут же продал это четверостишье за 10 литров бензина Непомнящему. Совсем, как «наемник капитала» в «Золотом теленке» продал рассказ Остапа Бендера о смерти вечного жида представителю европейской свободомыслящей газеты. Как известно, тот передал рассказ в свою редакцию. Так поступил и Непомнящий. Он послал свою покупку своей девушке с там же Долматовским, уехавшим в эту ночь в Москву.

По дороге из Москвы я, шутя, говорил Левке, что где-нибудь около искомого села мы обязательно встретим на дороге машину секретаря Военного Совета фронта майора Владимира Алешина. Сейчас он уже не секретарь, а нач. отдела информации ПУ. Произошло это формально потому, что он женил я на подавальщице столовой Военного Совета. И впрямь — уезжая и приезжая сюда, я всегда встречал его машину. В день приезда я не встретил его, но на следующий день действительно встретил на дороге в машине, и он, как обычно, за рулем.

Сегодня, к слову говоря, у нас с ним (Хватом) был длинный разговор (в который уже раз!!) о литературе. Как и многие, он крайне неудовлетворен оной и ругает наших писателей на все корки. Ругает зло, справедливо и остроумно.

— Многие из них, — говорит он, — написав первую сносную вещь заболевают неизлечимой болезнью — гонорареей и всю последующую жизнь лечат ее переизданиями.

Забавно видеть и наблюдать человека, долго оторванного от войны, хотя и обладающего очень высокой, профессионально-мгновенной хваткой. Левка задает самые наивные вопросы, особенно касающиеся общевойсковых, а не воздушных тем. На здешних корр-ов он произвел впечатление матерого тыловика, т. к. не знал, что такое коничка, планетарка, первичный валик и т. д.

Гигантское впечатление на всех произвел прорыв наших войск под Ленинградом. Об этом говорят все — и военные, и крестьяне. Здесь пока тихо. Но сегодня приехал из Речицы Виктор Кинеловский и сказал, что сегодня с 10 до 2 там была слышна яростная артподготовка, примерно на северо-западе, западнее Жлобина к Бобруйску.

— Чья — наша или немца — там не знают.

Хочу записать. Перед отъездом из Москвы у меня была жена командира стратостата «Осоавиахим» — Лидия Борисовна Федосеенко. Он погиб 30 января 1934 года, поднявшись на 22 000 м. Я ожидал, что с поминальной статьей придет пожилая мадам, а пришла очаровательная молодая женщина, в каракулевом манто, раньше она была авиатехником, а сейчас работает бухгалтером в ВВС.

Официальная версия причин гибели гласила: стратостат был рассчитан на 19000 м., они поднялись выше, перерасходовали балласт и грохнулись при спуске. Федосеенко утверждает категорически, что экипаж имел две серии чертежей: на 19000 и на 22000. Строили на 22000, а приемочной комиссии (под председательством Прокофьева) показывали на 19000, дабы не запретили.

Очень любопытно!

2 февраля.

Сегодня вечером пронесся слух, что у нас где-то началось. Где и что неизвестно. Завтра будем знать. Вечером смотались в штаб, но и там ничего не узнали.

Погода окончательно испортилась. Когда мы приехали сюда — везде были ледяные лужи. По выходе на улица сразу сапоги размокали. Потом немного подморозило, а сегодня с утра опять дождь, снеговая слякоть и ледяная каша.

У всех разговоры — о сессии Верховного Совета. Еще в Москве шла тьма разговоров о повестке, все гадали. Тут все обсуждают и гадают — что могло быть в докладе Молотова.

В офицерских кругах ходят две международных анекдота, вызванных, видимо, «слухами из Каира» (Черчилли, Рузвельты, вилками на воде и «что тебе одного мало»). К слову, два неплохих анекдота рассказал Денисов:

1. Девушка просит негра подвести ее на велосипеде в соседний пункт. Садится на перекладину, едет. На полдороге: «Мисс, не могу вести дальше, велосипед дамский.»

2. Два приятеля умирают. Один попадает в рай, другой в ад. Первый просыпается, хочет выпить — опохмелиться: одни кисельные берега и реки молочные. Идет к аду. Видит, сидит на троне приятель, на коленях восхитительная обнаженная дева, в руках кружка и черт льет водку. Зависть!

— Милый, она без дырки, а кружка с дыркой.

3 февраля.

Бомба: окружено 10 немецких дивизий в районе Канева и смыкание войск 1 и 2 украинских фронтов. Почему я не там!!

Хвату в городе в семье одного сапожника рассказали, как у жены одного командира умерла одна дочь и родилась вторая — от немца. Он приехал в освобожденный Гомель и застрелил жену.

— Будут его судить? — спросили Хвата. — Немецких детей всех будут убивать, это ясно. А вот тех женщин, которые жили с немцами, наверное, посадят?

Мокреть, дождь, продолжаются. Сыграли в пульку: Хват, Киселев, Стор и я.

4 февраля.

Новостей нет. Мокреть. Летал вечером немец, стреляли, прожектора, шел низко, ушел.

Два анекдота — отзвук военного положения в Москве.

1. Почему все женщины в Москве носят черное трико? — Есть приказ затемнять все места общественного пользования.

2. По карнизу Моссовета ходит человек. — Петров, что вы там ходите? Я лунатик! — Сумасшедший, почему же вы ходите днем?! — У меня нет ночного пропуска…

И загадка: что такое верх шума? Совокупляться со скелетом на железной крыше.

Экая чушь!! А все смеются и довольны…

6 февраля.

Вчера и сегодня — дни больших визитов.

Вчера:

Будучи в штабе, я позвонил адъютанту Члена Военного Совета генерал-майора Телегина (подполковник Майстренко) и спросил — как бы повидаться с Телегиным.

— Приезжайте сейчас. К нему приедет Кнорринг, фотокорр. «Красной Звезды». Будете вместе. Он Вам не помешает?

Приехал. Следом подъехал Кнорринг и фотограф «Фронтовой иллюстрации» Виктор Кинеловский. Вошли. Телегин принял очень радушно. Ребята сказали, что хотели бы снять его вместе с Рокоссовским. Он созвонился с ним, уговорил его и тут же предложил следовать за ним.

перешли дорогу. Небольшой домки. Крошечная передняя с закутком для адъютанта, и сразу кабинет командующего. Светлая комната — два окна на улицу, два во двор. Маленький письменный стол, к нему примыкает длинный стол заседаний. Между уличных окон — откидная доска, на ней оперативные карты. Около — столик с телефонами. На стене — обзорная карта Европы. У печки большой серый дог «Джульбарс». У стены — жесткий маленький диван. Вот и вся обстановка. Очень просто.

Командующий сидел на диване, ожидая нас. Встал, любезно поздоровался. Высокий, очень стройный, в превосходно сшитом, но простом кителе, с погонами генерала армии. Девять орденов. Ровный пробор недлинных темноватых волос. Идеально брит. Моложавое, очень спокойное, чуть скучающее лицо. Держится, как человек, которому абсолютно нечего делать.

За столом сидел начальник штаба — генерал-полковник Малинин, среднего роста, коренастый, седеющий, с крупными чертами крупного лица. У карты стоял мой старый знакомый — нач. оперативного отдела генерал-майор Бойков невысокий, полный, с очень живыми глазами, но небритый.

Телегин представил нам всех. Бойков улыбнулся:

— Мы знакомы. Вы давно с Украины?

— Вы с Украины? — оживился Рокоссовский. — Какая сейчас там погода?

— Я оттуда уже полтора месяца.

— Наверное, такая же, как здесь, — сказал командующий. — Эх, и погода. Смотрите, — указал он на прикрепленный к окну термометр. — 17 градусов тепла на солнце.

Видно было, что погода сидит в печенках у генерала. Позже, в разговоре со мной, он несколько раз возвращался к этой теме.

— Знаете, когда мы подошли сюда, противника перед нами не было почти до Минска. Мы могли бы