хождение в тыл противника.

По дороге заехал к командующему воздушной армией генерал-лейтенанту Руденко. Встретил очень приветливо. Со времени последней встречи у него прибавился орден Суворова 2-й степени. Он рассказал о действиях воздушной армии над Днепром, об особенностях этой операции, о тактике немцев. После этого говорил с начальником его оперативного отдела полковником Островским. Я сказал генералу, что уезжаю под Киев и спросил: не опоздаю ли? Он засмеялся.

— Если вы доедете до того, как Днепр замерзнет, то не опоздаете. Думаю, что раньше не будет. Время ушло.

Он сообщил также, что Чернобыль, за два дня до этого занятый нашими войсками, пришлось вернуть немцам. Зато мы расширили свои позиции в междуречье Днепр-Припять.

— Ну а над Киевом ваши самолеты бывали?

— Да. Между прочим, первым там побывал самолет «У-2». Это уж совсем обидно для немцев. Летал он с агитатором. Пока говорил по-русски — не стреляли, начал на немецком — прожектора, обстрел. Ушел благополучно. Я докладывал Телегину — хохот. Ну а бомбить — не бомбили. И не будем.

Переночевали мы у него рядом с бомбоубежищем и поехали. Вместе со мной и Непомнящий. Дорога была примечательной.

Проезжали Мену — небольшой городок Черниговской области. Как и всюду крупные здания разрушены, электростанция взорвана. Зашли к секретарю райкома. Сидит молодой парень с погонами старшего лейтенанта, со сталинградской медалью, Плотников. Судя по всему, очень опасается, чтобы не забыли, что он участник войны, офицер. Все время называет себя страшим лейтенантом. Рассказал, что в Мене немцы расстреляли 900 человек. Закопаны в общих могилах. Жители требуют раскопать, но «без центральной чрезвычайной комиссии не хочу». Истребили всех евреев.

— Остались в живых только две девочки. Сейчас их помещаю в свой детский дом.

Усиленно приглашал остаться. Хвастал своим театром (журналисты приехали!), в котором и москвичи, и ленинградцы, и киевляне. Это — сборная труппа, составленная из эвакуированных и застрявших артистов и участников художественной самодеятельности.

При въезде в Мену встретили большой красный обоз, впереди на головной подводе — укреплены в рамке с цветами портреты Ленина и Сталина. Остановились, расспросили. Оказывается — обоз в фонд Красной Армии (в счет хлебосдачи? Нет! В помощь Красной Армии). Комсомольцы колхоза «Коммунист» из села Даниловка Менского района, 29 подвод, 100 центнеров ржи, 35 центнеров мяса и птицы. Село освобождено от немцев 19 сентября.

— Как же вы сохранили все это?

Молодая украинка, краснощекая, белозубая, на головной подводе, хохочет:

— Уберегли. В ямах было. Закопали.

Секретарь райкома спешно ищет духовой оркестр, чтобы встретить обозников.

Я снял этот обоз.

Переезжали Десну. Село Бондаревка (Черниговская обл.) за рекой полностью сожжено. Посреди села увидел вдруг: от хаты наполовину сохранилась печь, старуха садит что-то в печку. Среди кирпичей — к печке тропка протоптана. Рядом — старик лет 50 и его 15-ти летний сын ладят из обломков сарай. Это — семья капитана Степана Корнеевича Супруна. Старуха Ганна Зотовна, плача, рассказала, что вместе с другими ховалась в лесу, а ироды все спалили.

Сфотографировал.

Большинство сел, однако, уцелело. У населения сохранился скот, птица, хлеб, огороды. Живут крепко. Под селом Адамовка, Борзинского района Черниговской области встретили колхозников «Червоный Клич». Они сеяли рожь («100 га уже, надо еще 20»). Пять пар здоровенных откормленных быков. Как сохранили? Прятали в лесу.

Подъезжая к этому селу встретили крестьянку. Везла на лошади картошку. Мы остановились узнать дорогу. Рассказала, что мужа недавно взяли в солдаты, а дома — четверо детей. Мой шофер, чтобы успокоить, сказал, что сейчас многих мобилизованных возвращают обратно.

— Ох, если бы вернули мужика — я бы корову отдала бы, не пожалела.

Вот психология! За мужа, пожалуй, можно отдать и корову.

Въехали в Ичню — небольшой городок Черниговской области. Почти не разрушен, взорвано только спиртовой завод и два-три дома. По улицам маршируют партизаны, с винтовками и без, в красноармейской форме и в немецкой, в фуражках и зимних ушанках. На лбу — красная ленточка, у некоторых — в петлицах красные астры. Оказывается — ходят строем в столовую, в баню, несут охрану общественных зданий. Они из отряда, которым командовал нынешний секретарь РК Попко, комиссаром был Сычев. Остановил я одну группу, снял. Здоровые, ражие ребята.

— Давно партизанили?

— Нет, два месяца. Но держали в страхе всех немцев в Ичне.

— Вот бы таким ребятам полицаев, — засмеялся Непомнящий.

— Сейчас беда. — угрюмо сказал здоровенный детина с распахнутой грудью и в немецкой куртке. — Не дают нам с ними расправляться. То ли дело раньше…

У хаты РИКа сидит на бревнах несколько изможденных женщин с ребятами. Одна из них — Наталия Арна Коротченкова рассказывает: они из села Денисовка, Суземского района, Орловской области. Отступая, немцы погрузили их всех в эшелоны с детьми («всех-всех») и начали возить. Завезли потом в Оршу, заставили там работать на торфяных болотах. Давали 100 г. хлеба в день на работающего. Потом, перегнали сюда. Жили они на хуторе под Ичней. Сейчас пришли проситься обратно на родину. Председатель обещает отправить, как только дадут вагон.

Проезжали Прилуки. Весь центр уничтожен. Не бомбежка, а гранаты и поджог.

Ночевали в селе Пречистка, в 50 км. от Прилук (видимо, Яготинского района). Живут крепко, но грязно. Здесь, как и в других местах Полтавщины, осталось очень много мужчин. Их мобилизовали сейчас от 1926 года до 50-ти летних. Но затем всех 49-ти и 50-ти летних, а также родившихся в 1926 и 1927 г.г. отпустили по домам, официально — на с/х работы. Кроме того, после комиссий, отпустили слесарей, трактористов и еще уйму народа.

За завтраком мы пили самогон с 30-ти летним бригадиром Василием Митрофановичем Куприенко.

— Больше половины отпустили.

Жаловался, что очень неохотно народ ходит на колхозные работы. Все норовят на свой огород. Впрочем, так бывало и по другим местам, где мы бывали — нередко.

Сильно развит тут национализм — немцы постарались вовсю!

6 октября.

Утром выехали дальше, по направлению к Киеву. Стоит отличная, летняя погода. Тепло.

Проехали Борисполь — в 35 км. от Киева. Весь город сожжен и разрушен. Выезжая из города, встретили седого, оборванного старика. дал закурить, разговорились. Оказывается, житель соседней деревни Нестеровка (в 2-х км. от Борисполя) — Иван Кузьминский. 59 лет. По профессии — плотник. Сейчас собирает прутья.

— А при немцах (плачет) чистил сортиры, просил милостыню. Весь город сожгли, взорвали, какой город был! Рельсы взрывали так, что куски улетали за 300 м. А с жителями что делали! Люди рассказывают, что согнали 300 человек в подвал и сожгли живьем. А то взяли трех девок, связали косами и бросили в колодец.

И снова плачет.

8 октября.

Деревня Красиловка (под Киевом).

Находимся вместе с другими корреспондентами. Их тут — уйма. Кто-то насчитал 39 душ.

Он нас — майор Петр Лидов, майор Леонид Первомайский, фотограф Яков Рюмкин.

От «Известий» один майор Виктор Полторацкий, чудный парень, немного мечтательный, очень скромный, великолепный товарищ, высокий, худой, глаза на выкате.

От «Красной Звезды» — майор Петр Олендер, майор Константин Буковский, подполковник Жуков, майор Василий Гроссман, полковник Хитров, фотограф Кнорринг, на подъезде — Илья Эренбург и К. Симонов. Последнего я видел на Центральном фронте, он собирался подлететь сюда поближе к делу.