броню танка не пробивали, и это было хорошо, потому что старший лейтенант насчитал уже восемь попаданий, каждое из которых отшибало броневую крошку с внутренней стороны. Помимо Петрова, в этом представлении участвовал еще и взвод лейтенанта Кухаркина, машины то скрывались за изгородями или уходили в лесок, то появлялись на открытом месте и вызывали на себя немецкий огонь. Все это хитрое маневрирование имело целью отвлечь немцев от железнодорожного и автомобильного мостов через Оптуху, через каковые мосты старший лейтенант Бурда планировал ворваться на северную окраину села Домнино и уничтожить засевших в селе немцев. KB и второй взвод «тридцатьчетверок» вместе с ротой мотострелков сосредоточивались в лесу возле мостов, а Петров и Кухаркин имитировали бурную деятельность на противоположной окраине деревни. Наконец над лесом взвилась ракета, и Петров приказал водителю отводить танк назад, теперь Кухаркин должен был перебросить свои танки к мосту, чтобы прикрыть отход комроты. В селе тем временем шел ожесточенный бой, в двух местах разгорались пожары, причем в одном месте в небо поднимался столб густого черного дыма, явно от горящей резины и масла. Через полчаса из деревни вышла пехота и, двигаясь перебежками, отступила на свой берег, за ними выскочили две «тридцатьчетверки», затем еще одна, последним, пятясь, отходил KB Бурды, обстреливаемый немецкой артиллерией. Их никто не преследовал, и через некоторое время танки собрались за лесом. Петров наскоро расспросил Загудаева, что же произошло в деревне, и политрук ответил, что на главной улице «тридцатьчетверки» попали под жестокий обстрел, потом столкнулись с немецкими танками. Сколько было танков, сказать точно никто не мог, один сожгли, влепив с испугу сразу несколько снарядов, после чего осторожный Бурда приказал отступить. В результате атаки был уничтожен один танк, легкий или средний, сказать сейчас было нельзя, одни говорили, что это был Т–4, другие, в том числе сам Загудаев, считали, что им попался Т–2, кроме того, Ивченко протаранил грузовик, а сам Бурда расстрелял противотанковую пушку. Пехота выступила несколько бледнее, возможно потому, что немцы быстро отошли под ударом танков. Во всяком случае, мотострелки захватили пулемет и несколько винтовок Главное, что ни танкисты, ни пехотинцы потерь не понесли. Теперь предстояло решить, что делать дальше, Петров, который незаметно для себя стал начальником импровизированного штаба группы, был вызван на военный совет вместе с Загудаевым, командирами танковых взводов и старшим лейтенантом — комроты мотострелков.
— В общем, я решил прорываться к своим, — сказал Бурда с ходу. — Вся эта наша партизанщина до добра не доведет.
— А по–моему, мы воюем хорошо, — возразил политрук — Немцев бьем, сами потерь не имеем.
— Пока не имеем, — заметил Петров. — Пока у них до нас руки не дошли, но дело не в этом. Слышали канонаду сегодня днем?
— Да слышали, — ответил вместо комиссара комроты, — там дерется бригада, а мы здесь заняты, по существу, мышиной возней.
— Значит, отходим? — уточнил Загудаев.
— Да, — кивнул Бурда, — до вечера держим их здесь, к тому же надо постараться повредить хотя бы один мост. С наступлением темноты начинаем движение на Протасово, а оттуда — на Первый Воин.
— Не слишком большой крюк нарезаем, Александр? — спросил комиссар. — Эдак и до Тулы доедем…
— В самый раз, — усмехнулся Бурда. — Если бригада отступила после сегодняшнего боя, следующий естественный рубеж обороны — Лисица. Лучше пройдем пять километров из своего тыла к передовой, чем влетим в самое кубло. Ладно, совет окончен, по машинам, товарищи. До вечера мы их на эту сторону не пропустим.
— Что, нервничаешь? — не выдержал комиссар, наблюдающий, как полковник в третий раз подходит к столу с разложенной картой.
— А ты нет? — Катуков в который раз прокручивал в голове план предстоящего сражения, стараясь понять, что он мог упустить.
Утро шестого октября порадовало комбрига низкой облачностью и промозглым мелким дождем — атак с воздуха можно было не опасаться. Почти все имеющиеся в наличии силы бригады оседлали шоссе Мценск — Орел, заняв позицию на высотах за речкой Лисица. Прямо перед шоссейным мостом отрыл окопы мотострелковый батальон, левый фланг должна была удерживать рота Тульского батальона при поддержке четырех танков. Правее участок от железной дороги до Оки будет удерживать сосед — полк НКВД. Накануне в бригаду прибыл противотанковый дивизион — личный резерв комкора Лелюшенко, «сорокапятки» разместили на позициях мотострелков. 2–й танковый батальон капитана Рафтопулло укрылся в роще за пехотинцами. Имевшиеся в наличии пять «тридцатьчетверок» и три KB встали в засады, еще четыре под командой старшего лейтенанта Лавриненко снова отошли в личный резерв полковника. Что возможно — сделано, и все же уверенности у Катукова не было — противник был слишком силен, не только артиллерией, авиацией, пехотой. Немцы умели воевать, причем гораздо лучше, чем он сам и его бригада, скорость и автоматизм, с которыми они перегруппировывались, поддерживали друг друга огнем, меткость их стрельбы, уверенность и напор гитлеровской пехоты — все было выше всяких похвал. Да, враг воевал лучше, полковник не мог это не признать, но что это меняло? Комбриг имел боевую задачу и был обязан выполнить ее во что бы то ни стало, прочее значения не имело.
Артиллерийская подготовка началась в девять утра, обстрел был сильнее, чем накануне, позиции мотострелкового батальона скрылись в дыму, земля дрожала, и под прикрытием этого огня немцы начали атаку. Железнодорожный мост саперы взорвать успели, но шоссейный был захвачен стремительным броском немецких танков с десантом на броне, Михаил Ефимович мог только наблюдать в бессильной ярости, как противник разворачивается в полутора километрах от его позиции — помешать ему он не мог. В этот раз кулак, собранный гитлеровцами, был впечатляющим: три десятка танков, свыше батальона пехоты. Катуков понял, что наступил момент истины. У него имелось семь «сорокапяток», полтора десятка ВТ и главный его козырь — двенадцать новых танков — с этими силами комбриг должен был не пропустить врага в Мценск
Немцы уже подошли на дистанцию прямого выстрела, и противотанковые пушки артдивизиона открыли огонь. «Сорокапяткам» удалось повредить один из вражеских танков, прежде чем все они были уничтожены ответным огнем. Два БТ, вкопанных в землю среди окопов мотострелков, уже горели, еще пять минут, и немцы ворвались на позиции мотострелкового батальона. Пехота, двигаясь вместе с танками, методично вычищала окопы, очаги сопротивления расстреливались из танковых пушек и забрасывались гранатами, то тут, то там над стрелковыми ячейками вставали языки пламени — немцы применяли огнеметы.
— Командир мотострелкового батальона докладывает: потеряны все орудия, до половины личного состава, держаться сил больше не имеет, — сообщил Никитин.
— Пусть держится зубами, — жестко сказал Катуков. — За нами не Мценск и даже не Тула. За нами Москва! Всем засадам — огонь по противнику. Гусеву — выдвигаться немцам во фланг.
Вчера вечером, организуя оборону бригады, Михаил Ефимович полагал, что организованным огнем мотострелков и танковых засад удастся отсечь немецкую пехоту от танков. Но угловатые серые машины не собирались отрываться от своих солдат, они давили красноармейцев в окопах, уничтожая батальон, и спасти положение могли только танкисты. Катуков планировал подпустить немцев ближе, но те не собирались подходить ближе, пока не расправятся с его мотострелками, и танки бригады вступили в бой раньше намеченного. Первыми контратаковали БТ, их «сорокапятки» смогли лишь повредить две немецкие машины, и за этот успех Рафтопулло заплатил тремя своими машинами, вспыхнувшими, как факелы. Но затем до врага добрались «тридцатьчетверки», и картина мгновенно изменилась: стреляя с коротких остановок, то отходя за дома, то появляясь снова, они за полчаса сожгли четыре танка противника и повредили еще три, заставив гитлеровцев отступить, оттаскивая поврежденные машины к мосту. Впрочем, немцы отреагировали мгновенно: сразу за мостом были развернуты две зенитные пушки, сразу сместив баланс в свою сторону. За пять минут батальон Гусева потерял три «тридцатьчетверки», командирский KB был тяжело поврежден, самого капитана вытащили из башни оглушенного, но живого, без единой царапины. Положение спас Лавриненко: маскируясь дымом горящих домов, он подобрался к мосту на километр, и двумя снайперскими выстрелами уничтожил оба орудия. На позициях мотострелкового батальона продолжался бой, танки перестреливались с дистанции в четыреста–пятьсот метров. Враг
