Машины пришлось ждать почти час, Петров успел выкурить пять самокруток, Безуглый сунулся было знакомиться со вторым экипажем, но там народ оказался суровый, и панибратская манера общения москвича встретила суровую отповедь. Наконец у казармы остановилась раздолбанная полуторка, и через тридцать минут танкисты были у ангара, где их ждали обещанные машины. Рассмотрев как следует свой новый танк, старший лейтенант вполголоса выругался — «тридцатьчетверка» была, мягко говоря, не новая. Вместо грозного бивня пушки Ф–34, с накатником, убранным в тяжелые броневые плиты, из амбразуры торчало прикрытое литой маской орудие Л–11. В его полку на Украине было четыре таких машины, и Петров помнил, что на стрельбах у экипажей постоянно возникали какие–то трудности. С другой стороны, нельзя было не признать, что этот танк был куда красивее, чем «тридцатьчетверки» последних выпусков, и даже броня его казалась гладкой, словно тело какого–то морского зверя. — Шкурили они ее, что ли? — подумал вслух Петров, забираясь на башню. Осокин уже с головой залез в моторное отделение, подсвечивая себе фонарем, который он где–то успел то ли достать, то ли выменять, то ли стребовать. Безуглый обошел вокруг машины, отметив про себя, что «коробочка», похоже, побегала изрядно — резиновые бандажи опорных катков были истерты, гусеницы с истертыми до блеска траками слегка провисли.

— Сащка, не стой там барином, давай сюда, — крикнул из люка командир.

— Иду–иду, — проворчал Безуглый, для которого понятие «дисциплина» существовало только в присутствии ну совсем уж старших начальников.

Внутреннее устройство башни несколько отличалось от той, в которой он успел посидеть под Ребятино. Впрочем, его обязанности не изменились: старший лейтенант по–прежнему занимал место наводчика, а бывший радист заряжал орудие. Сержант, в общем, не возражал: Л–11 была сложнее, чем Ф– 34, а его единственный опыт стрельбы по вражеской машине ограничивался лесной стычкой на пистолетной дистанции. Тем не менее Безуглый внимательно следил за тем, как старший лейтенант устраивается на своем месте, проверяет орудие и оба прицела. Кто его знает, как оно повернется в бою, и если управлять танком у него вряд ли получится, то уж отстреливаться он сможет.

— Радиостанции нет, — как бы между прочим заметил Петров.

— Да я знаю, — вздохнул москвич, — антенны нет, даже выход заварен.

Некоторое время они тренировались, осваиваясь в новой машине, и Петров внезапно подумал, что, может быть, завтра им придется идти в бой на танке, который они совсем не знают. Командирский прибор наблюдения в башенном люке был расположен настолько неудобно, что старший лейтенант вполголоса помянул вредителей и прочих врагов народа.

— Скоро узнаем, — мрачно ответил командир. — Не боись.

— Да я не боюсь, — задумчиво сказал бывший радист, нагибаясь, чтобы проверить, каково будет доставать снаряды из «чемоданов» на полу боевого отделения. — Я так, тревожусь слегка.

Хлопнул передний люк, внизу завозились, и мимо казенника на Петрова снизу вверх уставился мрачный водитель.

— Ну что, Васенька? — ласково спросил командир. — Давай, порадуй нас еще.

— Щас порадую. — Осокин свирепо шмыгнул носом и надолго замолчал. — В общем, так машина летать не будет.

— А что она будет? — как бы между делом поинтересовался сержант, прикидывая, из какого ящика будет выдергивать снаряды в первую очередь.

— Будет ползать.

— Ползать, значит… — Доставать было удобнее справа, Безуглый сполз вниз и принялся перекладывать бронебойные: — Как стремительный крокодил.

Не тянем мы с этой пукалкой на крокодила, — угрюмо сказал Петров, проверяя дневное освещение прицелов. — Ладно, давай на ходу его опробуем. После некоторого препирательства с капитаном, который передавал им машины, Петров получил разрешение использовать участок трассы танкодрома рядом с ангаром. Пятьсот метров — невеликое расстояние, но, по крайней мере, там были подъем, спуск и даже небольшая канава.

— Васенька, только ты нам ее не убей, ради Бога, — заметил Безуглый. — А то пришьют трусость перед боем — будем все из комбатова нагана стреляться.

Осокин пробурчал что–то невнятное и завел двигатель. Послушав, как работает сердце машины, водитель плавно тронул «тридцатьчетверку» с места, затем, набирая скорость, прошел прямой отрезок маршрута, въехал на горку, перевалился через канаву… Они прошли трассу из конца в конец четыре раза, наконец мехвод остановил танк возле ангара и немедленно полез наружу. Петров высунулся из башенного люка и некоторое время наблюдал, как Осокин суетится, осматривая ходовую, лезет замерять уровень масла, в общем, колдует, как это принято у механиков.

— Ты еще с бубном вокруг него попляши, как тунгусский шаман, — поддел друга начитанный москвич.

— Бубен — это суеверие, — рассудительно ответил водитель. — Ладно, соврал, не только ползать, но и бегать будет. Как корова, правда, но куда ни шло. Хорошо, что сейчас осень, пыли нет — фильтр у нее вообще работает… наоборот.

Мимо с бешеным ревом пронесся БТ, развернулся у ангара и остановился рядом с «тридцать четверкой», из танка вылез водитель и исполнил вокруг своей машины тот же танец, что минутой раньше Осокин, затем оба мехвода заговорили о чем–то своем, и старший лейтенант решил, что пора перекурить. Но не успел Петров свернуть козью ножку, как на дороге показался мотоцик лист, и молодой командир понял, что это за ними.

— Вася, кончай трепаться, — заорал Безуглый. — Гонец из бригады, заводи нашу корову!

Следуя за мотоциклом, танки дошли до деревни Акулово, где расположился штаб четвертой танковой бригады, по дороге их дважды останавливали посты и, лишь поговорив с сопровождающим, пропускали дальше. Маршрут проходил вдоль небольшого соснового леска, и старший лейтенант успел заметить между стволами замаскированные танки. Увидеть их можно было только с опушки, а следы на глинистом подъезде были тщательно уничтожены, так что воздушная разведка вряд ли засекла бы эти машины. Здесь их снова остановили, и пока сопровождающий объяснялся с патрулем, к «тридцатьчетверке» Петрова подошел невысокий, крепко сбитый танкист с добродушным круглым лицом. На вид ему можно было дать и двадцать пять, и тридцать пять лет, чем–то этот дяденька напомнил старшему лейтенанту Шелепина — та же спокойная уверенность, неторопливость в движениях, такая же невоенная физиономия. Только майор был похож на школьного учителя, а этот старший лейтенант выглядел как председатель большого и успещного колхоза.

— Подкрепление? — весело спросил танкист.

— Ну–у–у, как сказать…

Молодой командир замялся, с одной стороны этот старший лейтенант вроде был на своем месте, и вопрос его выглядел вполне естественным. С другой стороны, назначение еще не получено, Петров здесь никого не знает, а болтать с каждым встречным обо всем на свете бывшего комбата отучили еще в училище, и вообще, лучшая защита — нападение.

— А с кем, собственно, имею удовольствие? — спросил в свою очередь бывший комбат.

— Старший лейтенант Бурда, — спокойно ответил танкист.

Весь его вид говорил: Я тут в своем расположении, просто интересуюсь, не хочешь — не отве чай, а шпионы на танках не ездят».

— Старший лейтенант Петров, — решился наконец Иван. — А подкрепление или нет — не знаю, мы, собственно, следуем…

Он кивнул в сторону мотоциклиста, который как раз закончил разбирательство с патрулем и махнул рукой, подавая сигнал к движению.

— А–а–а, — кивнул Бурда. — Ну, добрый путь. Если батя пред светлы очи вызовет — осторожнее там, он с утра, говорят, злой как собака.

— Спасибо, — улыбнулся Петров, — буду иметь в виду. Вася, не спи, поехали…

***

Командир четвертой танковой бригады полковник Катуков имел все основания пребывать в дурном настроении. Третий танковый батальон до сих пор не получил матчасть, и танкисты куковали в ожидании машин, которых, судя по всему, в ближайшее время не предвидится. Что же касается второго батальона…