приходилось отгонять покрытых чешуей хищников. Один раз на пути его подстерегла снежная рысь, но он сумел прижать извивающуюся кошку к земле и впился зубами ей в горло, насыщаясь теплой кровью. Путешествие было долгим. Броском костяного ножа ему удалось убить пикирующего ястреба. Он преодолел горный хребет.
Добравшись наконец до ворот Клыка, Бриннгар понял, чему должно было научить испытание. Не способности выживать и бороться и даже не решимости, необходимой для каждого Астартес. Урок Испытания Крови был гораздо труднее.
— Мы все одиноки, — пробормотал Бриннгар, допив последние капли волчьего меда.
Его мысли снова вернулись к Испытанию Крови. Он вспомнил, как на утесе, над тропой, по которой он шел, появился огромный косматый черный волк. Хищник наблюдал за ним долгое время, и Бриннгар понял, что это вульфен — полумистический зверь, рожденный из земли Фенриса, чтобы уничтожать слабых.
Тот же самый вульфен сидел сейчас напротив Бриннгара и смотрел на него своими темными глазами. Космический Волк встретил его взгляд. В зрачках зверя отразилось его лицо.
— И ты одинок, — сказал Бриннгар. — Мы все стадные животные, но это всего лишь видимость. Мы держимся стаи, потому что без стаи не было бы Легиона. Мы одиноки, абсолютно все. С таким же успехом на этом проклятом корабле могло больше не быть ни одной живой души. Только ты и я.
Вульфен ничего не ответил.
— Только ты и я, — хрипло повторил Бриннгар.
Вульфен встряхнулся, как собака, вышедшая из воды. Потом протяжно зарычал и встал на все четыре лапы. Он был ростом с лошадь, и морда находилась на уровне головы Космического Волка.
Нагнув голову, вульфен поднял что-то с пола и бросил к ногам Бриннгара.
Это был болт-пистолет. Рукоять украшали костяные пластинки от ножа, с которым Бриннгар дошел до Клыка после испытания. На торцевой части болтался костяной крючок, привязанный бечевкой из сухожилий. Когти ястреба и зуб снежной рыси украшали корпус оружия замысловатой мозаикой, изображавшей черного волка на фоне белоснежных снегов зимнего Фенриса.
— А, — проворчал боец Волчьей Гвардии, нагибаясь за оружием, — вот к чему все это.
Судьба предстала в виде решетки из пересекающихся нитей потенциальных возможностей и вероятного будущего. Участь не была определена, она состояла из серии последствий, и любое, даже бесконечно малое, действие вызывало определенный резонанс.
Мхотеп мысленно просматривал миллиарды нитей судьбы. В тишине и уединении камеры заключения в его мозгу постоянно возникали непрошеные видения. Вдали выгорали галактики, и их огни распространялись по бескрайнему серебристому небу. Рушились бесконечные слои реальности, в которых кипела жизнь. Представления об истории и человечестве вызывали перед мысленным взором огромные города, поднимавшиеся словно весенняя трава. Затем они разрушались, и на их месте вырастали башни, превосходящие по высоте шпили Просперо. Воспоминания Мхотепа вспыхивали на фоне неба и становились целыми мирами.
Он полностью погрузился в медитативный транс и увидел Дворец Императора и его золотые стены, сверкавшие под солнцем Терры. Но вот все украшения пропали, а фрески и мозаики сменила оружейная сталь. Дворец превратился в крепость, и пушки черными пальцами показывали на врагов, спускавшихся с небес в языках пламени. Яркое видение потускнело от поднятой взрывами земли и кровавых брызг. Братские Легионы поднимались друг против друга, а из темноты по призыву падших мудрецов выскакивали хищные оборотни. Боевые машины взлетали к самому небу и заслоняли слабеющее от дыма солнце. Покрасневшее от крови небо раскалывалось от изрыгаемых ими грома и молний. Потом небеса вздрогнули от хохота, и Император Человечества, взглянув вверх, увидел на багровом горизонте черные тени. Ослепительная вспышка, сравнимая только с взрывающейся звездой, обожгла радужную оболочку глаз Мхотепа. Когда зрение восстановилось, никакого сражения уже не было. Не было и Императора. Осталась только камера и ощущение ускользающей цели, которое быстро испарялось из сознания.
— Здравствуй, Цест, — произнес он, как только избавился от последействия транса и заметил, что в каюте находится капитан Ультрамаринов.
— Я рад видеть, что ты опять с нами, брат, — сказал тот.
До сих пор он стоял у самой двери, но наконец решился подойти к Мхотепу. Сын Магнуса повернулся к Ультрамарину и слегка поклонился.
— Как я вижу, ты еще не намерен предложить мне другое помещение.
Еще до того как Мхотеп очнулся, Цест отдал приказ перевести его в камеру сразу, как только позволит его состояние. Никаких сомнений в его способностях уже ни у кого не было. А это означало, что Мхотеп нарушил эдикт Никеи и связан с варпом. Цест до сих пор не мог решить, должен ли он использовать эту связь, или ее следует разорвать.
— Ты пришел узнать, что я выведал у брата Ултиса, — спокойно продолжал Мхотеп.
Его осведомленность встревожила Цеста.
— Не беспокойся, я не собираюсь вторгаться в твой мозг, — заверил его сын Магнуса, заметив смущение собрата. — Какая еще причина могла привести тебя ко мне?
— Значит, его звали Ултисом?
— Верно, — кивнул Мхотеп и, подобрав край накидки, сел на койку.
Доспехи космодесантника он снял еще до медитации, и они лежали в углу вместе с остальным имуществом, но Цест заметил, что в его ухе все еще поблескивает серьга в виде скарабея, хотя Мхотеп так и не сбросил капюшон.
— Что еще ты узнал? Что собираются сделать Несущие Слово?
— Все начнется с Формаски, — коротко ответил Мхотеп.
Цест поднял на него недоверчивый взгляд:
— Это вторая луна Макрейджа, обычная голая скала. В ней ничего нет.
— Напротив, Ультрамарин, — возразил Мхотеп, — в ней есть все необходимое.
— Я не понимаю, — признался Цест.
Мхотеп поднял голову, и в его глазах сверкнуло багровое пламя.
— Тогда разреши, я тебе покажу.
Цест отпрянул, но Мхотеп, нагнувшись вперед, приложил к голове Ультрамарина открытую ладонь.
15
НАДРУГАТЕЛЬСТВО
ВИДЕНИЯ СМЕРТИ
ИСПОВЕДЬ
Скраал снова преодолевал жаркую темноту, но теперь он поднимался, используя трубопроводы и вентиляционные шахты, любые проходы, где никто не мог заметить его приближения к верхним палубам «Яростной бездны». Наконец он с удивлением увидел, что добрался до того самого места, откуда бежал несколько недель назад, оставив погибшего Антига. Он вернулся в собор.
Скраал обнаружил, что и Антиг тоже все еще здесь.
Его тело расчленили, не снимая доспехов, и темно-голубой керамит почти полностью скрылся под слоем высохшей крови. Скраал узнал Ультрамарина только по значкам его Легиона. То, что лежало перед ним на носилках, охраняемых молчаливыми прислужниками, уже нельзя было назвать трупом. У Антига не было даже головы.
Обитатели диких миров, как было известно Скраалу, порой расчленяли поверженных врагов и приносили своим жестоким богам человеческие жертвы. У Пожирателей Миров тоже имелись воинские традиции, кровавые по большей части, но в них не было ничего общего с религиозными извращениями дикарей. А то, что этим занимались Астартес, тем более такие утонченные лицемеры, как Несущие Слово,
