Я просыпаюсь на рассвете с тем же ощущением, какое испытал в тот вечер, когда все понял про Лору и Рэя: в тот вечер я почувствовал, что остался без балласта и, если не зацеплюсь за что-нибудь, меня унесет течением. Мэри мне очень нравится, она занятная, умная, красивая и талантливая, но что, черт возьми, она собой представляет? Нет, не в философском смысле. Я просто говорю себе: ведь я ее совсем не знаю, и спрашивается, что в таком случае я делаю у нее в постели? Должно же быть место, где я чувствовал бы себя лучше, спокойнее и увереннее, чем здесь? Но я понимаю, что в данный момент такого места не существует, и это меня не на шутку пугает.

Я встаю, подбираю свои шикарные трусы и футболку, иду в гостиную и, отыскав в карманах куртки сигареты, сажусь в потемках и закуриваю. Вскорости Мэри тоже встает, подходит и садится рядом.

– Сидишь думаешь, как это тебя угораздило?

– Нет. Я так, знаешь…

– А я думаю.

– Не хотел тебя будить, вот и вышел.

– Я и не спала.

– То есть ты думаешь уже гораздо дольше меня. Ну и как, что-нибудь надумала?

– Кое-что. Я поняла, что была очень одинока и прыгнула в постель с первым, кто этого захотел. Еще я поняла, как мне повезло, что этим первым оказался ты, а не какой-нибудь подлец, зануда или сумасшедший.

– Да, я, пожалуй, не подлец. А что, с подлецом, занудой или сумасшедшим ты бы спать не стала?

– До конца не уверена. Неделька у меня выдалась хреновая.

– В каком смысле?

– Да так. В голове всякая хрень.

До того как мы с ней переспали, существовала хотя бы видимость, что оба мы этого хотим, что эта ночь обещает стать уверенным, многообещающим началом нового восхитительного романа. Теперь никакой видимости не осталось и в помине, вместо нее перед нами очевидный факт: мы с ней вот так сидим здесь только потому, что ни ей, ни мне больше не с кем вот так сидеть.

– Это ничего, что ты какой-то пришибленный, – говорит Мэри. – Бывает, все нормально. Я же поняла, чего стоило твое спокойствие, когда ты говорил про… как ее там?

– Лора.

– Ага, про Лору. Но ведь человеку не запрещено хотеть кому-нибудь впердолить только потому, что его самого имеют. Не грузись. Я лично не гружусь. Пусть у нас обоих не сложилось с партнерами – это еще не повод лишать себя неотъемлемых человеческих прав.

Такой ход беседы начинает смущать меня сильнее, чем то, что ей предшествовало. «Впердолить»! Кто бы мог подумать, что они и вправду употребляют это слово! Боже мой. Всю свою жизнь я мечтал переспать с американкой, и теперь, когда мечта исполнилась, понимаю, почему большинство не делает этого слишком часто. Американцы, понятно, не в счет – они, по всей видимости, спят с американками регулярно.

– Ты считаешь секс неотъемлемым человеческим правом?

– А то! И я не позволю этой жопе вставать между мной и членом, которого мне захочется.

Я стараюсь не думать о том, как можно было бы графически отобразить созданный ею причудливый образ. И еще я решаю не заострять ее внимания на том, что, хотя секс и является неотъемлемым человеческим правом, трудновато настаивать на реализации этого права, когда ты вечно не в ладах с людьми, с которыми тебе хотелось бы его реализовать.

– Какой жопе?

Она злобно произносит имя широко известного американского певца; вы о нем, скорее всего, слыхали.

– Это с ним ты делила пластинки Пэтси Клайн?

Она кивает, и я уже не в силах сдержать возбуждение:

– Потрясающе!

– Что потрясающе – что ты переспал с той, которая спала с…? (Она снова называет имя широко известного американского певца; в дальнейшем я буду именовать его Стивом.)

Она права! Именно так! Именно: я переспал с той, которая спала со… Стивом! (Без настоящего имени эта фраза звучит глупо. Все равно как если сказать: я танцевал с парнем, который танцевал с девушкой, которая танцевала с… Бобом. Но попробуйте подставить в нее имя кого-нибудь не то чтобы совсем уж знаменитого, а так, достаточно знаменитого – скажем, к примеру, Лайла Ловетта, хотя во избежание правовых недоразумений заявляю, что это не он, – и вам все станет более или менее понятно.)

– Мэри, не говори ерунды. Я же не настолько примитивен. Я просто имел в виду, ну, как бы потрясает, когда узнаешь, что автор … (я называю главный хит Стива, тупую и омерзительно чувствительную балладу) оказался таким ублюдком.

Я очень доволен, что нашел объяснение своему восторгу. Оно не только помогло мне выбраться из неудобной ситуации, но и пришлось как нельзя к месту.

– Это он про свою предыдущую написал, которая до меня была. Скажу тебе, то еще удовольствие – слушать, как он поет ее каждый вечер.

Великолепно. Как раз этого я и ожидал от романа с женщиной, имеющей контракт со звукозаписывающей фирмой.

– Потом я написала «Patsy Cline Times Two», а он сейчас, наверное, сочиняет что-нибудь про то, как я сочиняю песню обо всем этом, а его предыдущая, наверное, сочиняет песню про то, как про нее сочинили песню, а…

– Да, такие дела. Все мы так.

– Вы что, все сочиняете песни друг про друга?

– Нет, но…

Слишком много времени ушло бы на объяснения про Марко с Чарли, и про то, как они сочинили Сару, ведь без Марко и Чарли не было бы никакой Сары, и про то, как Сара и ее приятель, тот, что хотел сделать карьеру на Би-би-си, сочинили меня, и как Рози с ее угарными синхронными оргазмами вместе со мной сочинила Иена. Просто ни у кого из нас не хватило ума или же таланта обратить наши сочинения в песни.