заведения вечером попасть было невозможно, а в 'Москве' постоянно были пустые столики. Желающих слушать патриотические мелодии и вести себя 'культурно' было немного - в основном, посетители были приезжие.

Мы не стесняли себя в выборе закусок и выпивок, а под конец уже договорившись с девочками, как будем проходить в мой номер через коридорного 'цербера', отошли 'разведать' обстановку. Я глупо порывался взять с собой вазу, Толя пояснял мне, что лучше её понесут девушки, так 'натуральнее', и мы, оставив вазу и, попросив беречь её от ударов, отошли на 'пять минут'.

Покатываясь от хохота, мы спустились в метро и поехали на свою 'Новослободскую'. Особенно развеселило Толю то, что я повесил на бутылку из-под портвейна 'этикетку' с надписью 'Привет от игроков тбилисского 'Динамо'!'

Утолив жажду мести, мы решили искать счастье, не отходя далеко от дома, то есть от общежития. Ведь в нашем же корпусе жили и студентки, но мы почему-то считали их 'честными' и не рассчитывали на быстрый результат. В чём по неопытности, конечно же, ошиблись.

На следующий вечер Толя привёл в нашу комнату двух знакомых ему девушек с экономического факультета - Зину и Настю. Девушки отучились один год, а на лето никуда из общежития не уехали. Они жили в далёком пригороде в коммунальных квартирах - Зина с родителями, а Настя - одна. Где жила Зина, я не запомнил, а Настя (которая предполагалась, как я понял, мне) жила в Тучково, под Можайском. Она была замужем, но мужа весной забрали в армию. Вот и вся предыстория.

Мы выпили бутылочку портвейна прямо в комнате, а другую взяли с собой. Гулять пошли в детский парк, что был в Марьиной роще недалеко от общежития. Парк-то был уже закрыт, но в ограде имелся шикарный лаз, и мы конспиративно проникли на детскую территорию. Катались там на качелях, бегали друг за другом, потом Зина предложила всё-таки выпить. Мы рассказали девочкам, как 'обманули' старшину с 'боржомчиком', они, конечно же, смеялись. Я выбил пробку из бутылки ударами по 'казённой части', но ни стаканов, ни киосков с газводой, где их можно было бы украсть, не наблюдалось. А из 'горла' девушки пить отказывались - некультурно.

И тут я предложил способ питья, приемлемый сразу по двум критериям - и стакана не нужно, и в случае чего, девушек не обвинят в распитии спиртных напитков в детском парке (даже подумать страшно!). Способ я показал прямо на примере. Набрав из горлышка полный рот портвейна, я притянул к себе ошалевшую от удивления Настю и в поцелуе упругой струёй 'передал' ей половину набранного в рот вина. Сам я читал об этом у Мопассана, так поступил один его герой со своей невестой, и я мечтал повторить его опыт. И вот - довелось!

Настя, задыхаясь, наконец, оторвала свои губы от моих и, тяжело дыша, долго смотрела мне в глаза. Сразу стало понятно, что Мопассана она не читала, и видимо, её муж тоже. Я на такое впечатление и не рассчитывал. Глаза Насти в тот момент я и сейчас вижу перед собой - это были счастливые глаза человека, сделавшего открытие. 'Давай ещё, я не успела распробовать!' - потребовала Настя, и я под внимательные взгляды Зины и Толи медленно повторил Мопассановский поцелуй.

Как вежливый кавалер, я предложил научить этому способу и Зину, но когда она согласилась и уже подошла ко мне, в Толе вдруг взыграла ревность. Он резко оттянул Зину назад, сказав, что эти варварские способы не для них, и Зина выпьет, как положено, из 'горла'.

- Нечего тут свои бактерии людям передавать! - по-учёному подытожил Толя.

Мы все трое бросились возражать, что в портвейне, дескать, бактерии дохнут, и опять продемонстрировали с Настей этот кошмарный для бактерий опыт. Наконец, разомлевший от выпитого, Сурков решился повторить пикантный опыт. Но по неопытности, залил платье Зины красным портвейном. Оба закашлялись, и мы били их по спинам кулаками.

Возвращались мы домой уже весёлые. Новый способ питья, как оказалось, пьянил вдвойне (советую попробовать, только не водкой!). Пока Толя и Зина, чертыхаясь, пролезали в лаз, Настя посмотрела мне в глаза каким-то смущённым взглядом и спросила:

- А у тебя хватит сил на последующие поцелуи, или ты их уже все растратил?

Я не совсем понял намёк Насти, а может, тут и никакого намёка не было, и жарко целуя её, говорил:

- Хватит, на всю жизнь хватит, на тебя и сил и поцелуев навсегда хватит!

Придя в общежитие, мы согнали заспавшегося 'Крота' с постели.

- Погуляй, Крот, тут много коек свободных рядом! - по старой дружбе прошептал Толя своему другу, и 'Крот', вздохнув, взял простыню с подушкой и вышел из комнаты.

Мы буквально ворвались в освободившуюся 'обитель', и одежды полетели во все стороны. Вот вам - 'честные' студентки и 'нечестные' динамистки с 'Горький-стрит'! Дома, дома у себя надо искать настоящую любовь, а не на Бродвее! Про жену свою, надо сказать, я забыл тогда начисто. Видимо, как и Настя про своего Сашу, который исполнял воинский долг перед Родиной в армии где-то на Урале.

- Не спеши, я хочу, чтобы тебя хватило надолго! - вот последние слова Насти, которые, я ещё смог осмыслить. Слова, а главным образом, междометия были и позже, но критического осмысления их уже не было. Да и надо ли было их осмысливать?

Утром девочки, как сговорившись, проснулись ровно в шесть, быстро оделись и ушли. На прощание Настя поцеловала меня и сказала:

- Твой друг знает, как меня найти. Если, конечно, ты захочешь этого!

Я как был лёжа, схватил Настю и прижал к себе. Я готов был не отпускать её никогда, держать и держать вот так на себе до самой смерти, своей, по крайней мере. Столько нового, неиспытанного счастья и за такой краткий промежуток времени!

Когда Настя ушла, а я, потянувшись, решил поспать ещё, мне в голову пришла мысль, что это - моя первая измена жене, причём далеко не только физическая. Я уже любил Настю, любил так, как может не очень-то поднаторевший в любовных перипетиях 'горец' полюбить настоящую русскую девушку или молодую женщину. Может я в свои теперешние годы ещё и не очень опытный мужчина, может опыт ещё прибавится (этак, годам к ста!). Но мне кажется, что именно в русских женщинах есть загадочная смесь решительности, безрассудства, прямота чувств, может даже и не очень серьёзных, полной самоотдачи в любви, без каких-либо гарантий на её продолжение, не говоря уже о сохранении пресловутой 'верности'. Вот в эту сладкую русскую западню любви я попал тогда в первый раз!

- Дай Бог не последний! - чуть было не вырвалось у меня грешное пожелание; я совсем выпустил из головы, что уже венчан, и что мысли такие надо гнать из головы: Чур меня, чур!