Дмитриевича - это я. С тех пор я сильно изменился - нет очков (прошла близорукость), нет чёрной бороды и волос (они поседели, и я их сбрил), нет даже сванской шапочки (её стали путать с еврейской 'кипой', и я перестал её носить). Но озверелость осталась, это прошу учитывать!

Кто только ни побывал на наших передачах, с кем только ни столкнула меня судьба! Хорошо запомнился тогда ещё 94-х летний Л.С. Термен, изобретатель первого электронного музыкального инструмента - 'терменвокса'. Термен рассказывал, как однажды он буквально водил руками В.И. Ленина, обучая его игре на терменвоксе. 'Руководил вождём мировой революции!' - опасно шутил он.

Оригинально прошла моя первая встреча с Л.С.Терменом. Меня делегировали встречать престарелого корифея и доставить его в студию. Я стоял у лестницы в помещении телецентра в Останкино, когда вдруг появляется Л.С.Термен, подходит ко мне и, почти как старик-Державин лицеиста-Пушкина, спрашивает: 'Юноша, где здесь туалет?'.

Наслышавшись о сыне легендарных А. Ахматовой и Н. Гумилёва - этнографе Льве Николаевиче Гумилёве, я с трепетом ожидал встречи с человеком, который для меня был символом русской интеллигенции. Но всё вышло несколько иначе.

Речь в передаче шла о кочевых народах, которые Гумилёв горячо защищал. А на моё замечание о том, что кочевники оставляют после себя лишь загаженную пустыню, он вдруг резко отреагировал:

- Молодой человек, а вам известно, что я профессор? Я вас на зачёт не допустил бы! - и всё это в микрофон. Несмотря на то, что Гумилёв грассировал на все буквы, и понять его было трудновато, я всё-таки его реплику 'усёк', и тут же, тоже в микрофон парировал:

- А я не только профессор, но и доктор наук, к тому же - заведующий кафедрой, и с такими

взглядами я бы никакого профессора до лекции не допустил!

Шум, смех в зале. Соловьёв мимо камеры грозит мне кулаком и делает страшное лицо:

'Досталось' от Гумилёва и Захарченко. Защищая русский быт, писатель упомянул русскую избу. На что Гумилёв, превозносивший юрту кочевников, строго спросил Василия Дмитриевича:

- А вы вообще-то русскую избу когда-нибудь видели?

Захарченко аж застонал от обиды и умоляюще посмотрел на Соловьёва:

- Володечка, зачем я должен терпеть такое?

А Володя и весь зал хохотали.

Встречались на передаче и люди откровенно безграмотные. Иногда я не выдерживал чьей-нибудь безграмотности, причём высокомерной, и, озверев, хватал стул или иной тяжёлый предмет и нападал на обидчика. Тот почти всегда позорно ретировался. Эти моменты Володя обычно оставлял в эфире - они вызывали 'оживляж'.

У того, кто помнит наши передачи, может остаться впечатление, что мы с Василием Дмитриевичем были антагонистами. На самом деле препирались-то мы чаще всего для пущего интереса. За исключением случаев, когда Захарченко требовал внедрения разработок кустарей-изобретателей нашими заводами. Как человек близкий к производству, я понимал, что это невозможно.

Пример: Кузов легкового автомобиля самодельщики чаще всего клеили из нескольких слоёв стеклоткани на эпоксидке. В лучшем случае вся эта склейка продолжалась неделю. А теперь представьте себе, что на ВАЗе внедрили бы этот метод. В год ВАЗ тогда выпускал не менее 660 тысяч автомобилей, в неделю - это около 15000. Где бы 'сохли' целую неделю эти 15000 кузовов, и что стало бы со сборочным конвейером при этом? Тогда наши препирательства становились принципиальными.

Однажды в наш спор вмешался даже ЦК КПСС. Одному из секретарей ЦК КПСС, отвечающих за промышленность, показалось, что я таким образом охаиваю отечественное автомобилестроение (хотя его и надо было охаивать!). И он тут же после окончания эфира передачи, а это было около 11 часов вечера, звонит 'суровому' и своенравному Председателю Гостелерадио Лапину, о том, что некий профессор в кожаном пиджаке из жюри 'Это вы можете!' хулил нашу автомобильную промышленность.

- Узнать, навести порядок, доложить!

Лапин тут же ночью поднимает с постели Соловьёва и в ещё более действенных выражениях требует объяснений. Володя успокоил его, доложив, что агрессивный профессор - 'свой человек' и полностью находится под 'нашим' контролем. А мне Володя позвонил и сказал только:

- Сегодня ночью мне из-за вас попало!

А я передумал какие угодно сценарии этого 'ночного назидания', но суть дела узнал только при личной встрече.

Мы с Василием Дмитриевичем хорошо 'сошлись' на почве выпивки. Обычно, мы выпивку брали с собой, и, либо во время перерывов, либо, когда камеры 'смотрели' не на нас, 'пропускали' стаканчик - другой. Когда Володя замечал это, ругал нас нещадно.

А однажды, уже в начале 'сухого закона' зимой 1985 года, мы с Василием Дмитриевичем, не придав этому закону серьёзного значения, принесли с собой выпивки на всю нашу бригаду - жюри. После съёмок мы пригласили коллег отведать 'чем Бог послал'', но те как-то вежливо отказались. Пришлось пить вдвоём - не пропадать же добру! Съёмки происходили в Институте Народного хозяйства им. Плеханова, и выпивать пришлось, почти как у Райкина - в 'антисанитарных условиях' - в гардеробе. Гардеробщица стыдила нас и так, и этак, а мы только предлагали ей поддержать нашу компанию.

Была зима, страшный холод, и у 'Волги' Василия Дмитриевича замёрзло лобовое стекло. Но, тем не менее, мы сели в машину, и Захарченко, опустив стекло левой двери, браво повёл машину, глядя в открытое окно. Таким образом он довёз меня до Таганской площади, близ которой я жил, и вдруг пронзительный милицейский свисток прервал наш кайф. К нам бежал ГАИшник в бушлате и меховой шапке со свистком во рту.

- Мы пропали! - патетически провозгласил Василий Дмитриевич и бессильно откинулся на сидение.

Разъярённый ГАИшник просунул голову в раскрытое окно, в нос ему 'шибанул' концентрированный запах алкоголя, но вдруг: лицо его расплылось в широкой улыбке.

- Оба здесь, надо же! Чего же не попросили нас, чтобы довезли, зачем сами рисковали? - и ГАИшник стал рукавом бушлата оттирать лёд с лобового стекла.

Я вышел из автомобиля и заспешил домой. По дороге меня медленно обогнала 'Волга'. Машину вёл ГАИшник, а Василий Дмитриевич по-барски развалился рядом. Он опустил стекло и только успел сказать:

- Вот бл:, популярность, а!

Тогда же у Захарченко случилась большая неприятность. Он дружил с известным писателем-фантастом Артуром Кларком, жившим на острове Цейлон. И фантаст решил опубликовать в 'Технике-молодёжи' свой новый роман целой серией статей, из номера в номер. Статьи стали появляться, их с интересом читали, и вдруг публикация резко оборвалась. А потом мы узнаём, что Василия Дмитриевича 'снимают' с должности главного редактора журнала. В чём же дело?

Оказывается, 'паразит' Кларк дал всем героям своего романа, имевшим русское происхождение, фамилии наших известных диссидентов. Эти герои как бы являлись их детьми, об этом свидетельствовали даже их отчества. Конечно же, не предупредить об этом своего друга было свинством со стороны Кларка. А наш Вася 'прозевал' такую существенную для того времени деталь. Но бдительные 'писарчуки' нашлись, и дело дошло до ЦК Нашей Любимой Партии. И Васю сняли: Он очень переживал случившееся. Участие в телепередаче хоть как-то сгладило шок от мгновенного прекращения его общения с людьми, читателями, обществом, через свой журнал.

И вот в июле 1990 года мы с Володей наметили 'выездную' запись передачи из Киева, где я присмотрел хороший объект. В Киевском Гидропарке самодельщики оборудовали почти полгектара территории, построенными своими руками тренировочными стендами. Это было бы самое масштабное творение самодельщиков в наших передачах.

Но в конце июня, прямо во время эфира очередной передачи 'Это вы можете!' мне домой позвонил наш администратор Саша Куприн. Я весело приветствовал его, но голос в трубке был сдержан и лаконичен: 'У нас горе - Володя умер!'

Молодой, здоровый человек внезапно погиб от обильного инфаркта, который случился на даче. Это была первая для меня потеря столь близкого товарища, моего ровесника, потеря, так сильно изменившая течение моей жизни.

Ещё некоторое время передача, как бы 'по инерции' продолжала существовать, сильно меняя свой