- Могу повторить, если хочешь, - предложил я.

Она тихо кивнула. Желание дамы - для меня закон! Мне показалось, что Тамара немного освоилась, и даже украдкой стала помогать мне. Полежав и отдохнув после второго раунда, я решил спросить её:

- Тамара, честно, к чему ты всё это придумала?

Ничего не ответив, Тамара повернулась к стенке, и через некоторое время я понял, что она тихо плачет:

- Тома, Томуля, Томуленька, - неожиданно выпалил я целую вереницу нежных имён, - я не хотел тебя обидеть, но согласись, твоё поведение очень необычно. То ты ругаешь всех мужиков и обещаешь Лиле следить, чтобы я не изменял ей. А то сама ложишься со мной в койку, причём я чувствую, что тебе никакого удовольствия от этого нет. Я хочу понять, что тобой руководит в твоём поступке! Тамара снова повернулась ко мне, и вот что она поведала о своей жизни.

- В Кемерово меня, 18 летнюю студентку грубо изнасиловал мамин сожитель, бывший зек, мерзкий мужичонка лет пятидесяти. Пригрозил, что убьёт, если проболтаюсь маме. Пришлось мне перейти жить в общежитие. В институте на первом курсе стала встречаться с парнем, тоже студентом. Он требовал близости, а я не могла - эта близость была противна мне до тошноты. Наконец, уступила, еле сдерживаясь от позывов рвоты. Конечно же, такая девушка его не устроила, и он бросил меня сразу. Бросил, чтобы через несколько дней снова найти меня, и грубо, с матом, обозвав сукой, заявить, что подхватил от меня 'дурную' болезнь. Он сказал, что в вендиспансере знают мои координаты, и если я сама не явлюсь, меня будут искать, чуть ли ни с собаками.

- Больше месяца я ходила в вендиспансер, делала уколы. Ты не представляешь себе, какое это унижение! (- Уж конечно, не представляю! - подумал я). После курса лечения - так называемая провокация, тебя вроде снова заражают, я так это поняла. Начинает трясти всю, температура, тошнота! У меня совсем отбило охоту к близости с вашим полом. А на четвёртом курсе не удержалась - на производственной практике познакомилась с молодым инженером и около месяца встречалась с ним. Он мне понравился и внешне, и как человек. Но неизбежность полового акта с ним повергла меня в смятение. Наконец, на одной из встреч я сильно выпила, и он взял меня почти в отключке. Так повторилось несколько раз, после чего он меня тоже бросил, кому же нужна такая? Но бросил беременной, я тогда не умела предохраняться, да и как в пьяном виде это правильно сделать? Сделала аборт, ты - мужчина, не представляешь какая это травма - и физическая, и моральная! После этого я вашего брата на дух не подпускаю, и Лиля это знает, я ей всё рассказала:

- Послушай, а как же я? - последовал мой недоумённый вопрос.

- Я к тебе привыкла, ты для меня уже стал своим. Я не боялась, что ты изнасилуешь меня, и даже просто будешь приставать. Я поняла, что если не приучусь к половому акту с тобой, другого случая может и не встретиться. Какой мужик будет жить месяцами со мной в одной квартире, чтобы я успела привыкнуть к нему? И я заметила, что мне с тобой было нормально, а второй раз - даже хорошо. Конечно, я боялась, что такая холодная женщина может тебе не понравиться, и поэтому спросила, понравилось ли тебе. Я очень люблю Лилю, - поспешно добавила она, - и на тебя совершенно не претендую. Но ведь ей не повредит, если в её отсутствие я немного, - она замялась, - потренируюсь с тобой?

- Ладно, - согласился я, - тренируйся на здоровье, но как будем поступать, чтобы не 'залететь'?

И я тут вспомнил, что Лиля делала один или два аборта, пока мы не стали использовать разные контрацептивы - контрацептин, никосептин, а если уж 'залетали' - микрофоллин форте, синестрол: С Таней была та же история. Как не забеременели остальные - ума не приложу! Тогда же ни спиралей, ни гормональных препаратов у нас и в помине не было.

- Сейчас период не опасный, у меня только кончились месячные, - скромно призналась Тамара. А там - почитаю чего надо, да и ты подскажешь: Ты простишь меня, что я тебя совратила?

- Я то прощу, а вот Лиле будем признаваться, или как? - вопросом на вопрос ответил я.

- Давай 'или как', - подумав, решила Тамара, - если она поссорится со мной, да и с тобой я не смогу встречаться, то повешусь! Мне же от тебя ничего не нужно:

- Кроме тренерской работы! - подначил я её.

Тамара засмеялась и стала в шутку 'нападать' на меня, даже сумела 'оседлать' меня, лежащего. 'Это что-то новое, надо потренировать её и так', - решил я, и мы претворили это решение в жизнь.

Тамара всё больше раскрепощалась и каждый раз вела себя всё активнее. Воскресенье мы провели в непрерывных тренировках, и так притомились, что ночь проспали как брат с сестрой. Несколько дней командировки Лили были для нас 'медовыми'. Во вторник пришла телеграмма из Львова: 'Процентовку подписала буду среду вечером целую Лиля'.

- Ты посмотри, - заметил я Тамаре, - ведь не является внезапно, чтобы проверить, и даже предупреждает! Хотя о чём тут предупреждать, когда сама велела тебе оставаться со мной!

В среду мы встретили Лилю накрытым столом. Она прежде расцеловалась с Тамарой, а потом уже со мной. Тамара доложила, что эксцессов не было, только пил побольше. Я огрызнулся на неё и назвал Бенкендорфом, имея в виду, наверное, что я - Пушкин.

Так и жили мы полтора года с лишним до середины 1970. Это, пожалуй, было самое спокойный в личной жизни и продуктивный в науке период у меня. Я часто ездил в Москву, встречался с Таней и 'делал науку' с Моней, мирно жил с женой в Тольятти и там делал 'чудо техники' для автобуса, а также активно вёл студенческую научную работу, а в свободное от других занятий время, 'тренировал' Тамару.

Тренировки происходили, в основном, дома в отсутствие Лили. Кроме занятий, она должна была работать в КБ, то есть уходила с утра, а приходила после занятий, которые часто бывали и вечерами. Мы с Тамарой обязаны были присутствовать только на занятиях, что было достаточно редко, а в КБ я только забегал, проверяя, работают ли Лиля с Ирой, и давал им полезные советы. Так что времени на 'тренировки' хватало.

Изголовье нашей огромной кровати было у окна, выходящего на прямую асфальтовую дорожку к крыльцу дома. Так что минуты три мы могли видеть любого, приближающегося к нашему крыльцу человека. Я вспомнил юношеские опыты по 'мхитароскопу', в нужные моменты подвешивал соответствующее зеркало на окно, и мы оба, попеременно или вместе, заглядывали в него. Это, конечно, было не очень комфортно, но пикантности прибавляло. Правда, это зеркало нам по делу так и не понадобилось, Лиля ни разу не вовремя домой не пришла.

К весне 1970 года Тамара была уже нормальной женщиной. Конечно, страсти Тамар-'иностранок' или Тани, у неё так и не появилось, но реакция на близость с мужчиной была вполне адекватной. Как рассказывали злые языки про Екатерину Вторую, она в слове из трёх букв - 'ещё' допускала четыре ошибки, выписывая его как 'ишчо'. Но Тамаре писать это слово не приходилось, а вот произносила она его достаточно часто, и именно 'ишчо', подражая, видимо, императрице.

Нашу весёлую тольяттинскую квартиру сейчас я вспоминаю с удовольствием - в ней всегда было много солнца, любви и согласия! Но обстоятельства сложились так, что я понял - мне надо навострять из Тольятти лыжи.