мороженщицы, в бутылку с портвейном и получали 'крепкое шампанское'.
Когда же я вспоминал Тамару и её образ, тот самый, который я так тщательно запоминал для дня смерти, этот образ, хоть и несколько заранее, но являлся мне. Я гнал его, и чем мог пытался заслонить его - наукой, вином, любовью с Таней. Ну, испорчу я себе настроение, а толку-то? Приеду в Тольятти, разберёмся!
Но разобрались и без меня. Тамара как-то вклинилась в состав туристической группы в ГДР, может даже переводчицей, и в Дрездене нашла себе : мужа. Сперва не мужа, конечно, а 'друга', но очень скоро они зарегистрировали свой брак, и Тамара уехала в Дрезден. Повезло немчуре, такую красавицу отхватил! Да что красавицу - это только малая толика её достоинств! Тамара оставила мне свой немецкий адрес и телефон, сказав, что мужа зовут Фриц. Не знаю, помнит ли кто-нибудь сейчас, но во время войны и долго ещё после неё немцев уничижительно называли 'фрицами'. Как армян сейчас 'хачиками'.
- За фрица пошла, за фрица пошла - задразнил её я, на что она взглянула на меня чужими ледяными глазами и змеиным шёпотом спросила:
- Ты думаешь, у тебя имя благозвучнее? - и добавила, - если будешь писать, не упоминай о глупостях, а если будешь звонить, не пей перед этим!
Что ж, я не позвонил к ней ни разу, а если и писал, то без глупостей. Будучи в Дрездене, я как-то зашёл в кафе, но не выпить, а, пардон, совсем наоборот. И вижу, что туалетного кассира нет, а деньги все бросают в пластмассовую миску. Народу было мало, дай, думаю, ссыплю денежки себе в карман, Германия не обеднеет! Но потом пристыдил себя за свои 'совдеповские' мысли и решил, по крайней мере, не платить - всё равно никто не видит.
Вышел из туалета гоголем, подошёл к выходу из кафе - а дверь не открывается! Дёргаю за ручку, чуть не отрывая её - тот же результат. Неужели у них, если за туалет не заплатил, дверь из кафе не выпустит! - холодея, подумал я. Быстро вернулся, дрожащими руками бросил аж пол евро в миску и - обратно. Вижу - в кафе кто-то заходит. Я - бегом к двери, подхватываю, чтобы не захлопнулась, и выхожу. Потом мне объяснили, что рукоятку надо было не на себя дёргать, а чуть сдвинуть - дверь и раздвинется сама автоматически.
А я уже представил себе ироническое лицо Тамары - дескать, не будешь больше хулиганить у нас в Дрездене, чай не у Пронькиных! Так-то, майн лииб!
Весёлая квартирка
В середине августа я вернулся в Тольятти. Квартира была готова к обитанию, но Лилю надо было куда- то пристраивать на работу. К тому же с сентября нужно было уже начинать работы по Львовской теме, а Лиля была конструктором с опытом. Опыт, правда, был отрицательный - кавказский, но всё же опыт. Лиля быстро смоталась туда-сюда, уволилась в Тбилиси, привезла трудовую книжку. Моя мама и тётя Нелли остались с детьми, их решили не срывать со школы. При наличии денег этот вопрос был разрешимым. Лилю 'по-быстрому' устроили на кафедру сопромата ассистентом, я взял её на Львовскую тему конструктором. Сам как руководитель темы получал добавочные 120 рублей, а мы оба в сумме получали под семьсот рублей, что для нас было немыслимо много. Поэтому маме отсылали достаточно.
Труднее было найти штатного конструктора, но Жорес Равва 'уступил' мне своего конструктора Иру. Ректорат выделил нам комнату в соседнем корпусе, мы поставили туда кульманы. О персональных компьютерах тогда слыхом не слыхивали, но нас вполне устраивали и кульманы.
Я делал расчёты и эскизы, женщины переносили это всё на чертежи. Лиля сразу же подружилась на своей кафедре с ассистентом Тамарой - 'молодым специалистом' из Кемерово. Ей было лет двадцать пять, она была того же роста и комплекции, как и Лиля - рост 160 см, а вес 55 кг, она тоже была крашеной блондинкой и носила очки. Разница была разве только в цвете глаз: у Лили - светло-карие, а у Тамары - серые. Фамилия Тамары-подруги была странной - Заец (да, да, не Заяц, а именно Заец!), да и отчество не лучше - Евграфовна. Сибирь, что поделаешь! Тамара была незамужем и жила в общежитии, кстати, том же, где когда-то проживала и моя Тамара. Так что про меня она знала, пожалуй, всё, и, конечно же, рассказала Лиле. Выпить и поболтать Тамара была непрочь, так что поначалу она засиживалась у нас допоздна, а потом стала оставаться и на ночь.
Мебели у нас было мало. Спальня и мой кабинет выходили в большой холл, где мы выпивали и смотрели телевизор. Кровать мы купили огромной ширины, почти во всю комнату, а для Тамары поставили в холле раскладушку.
Сперва я хотел приспособить Тамару для конструкторской работы, но она оказалась бестолковой. Учила только студентов решать задачки по сопромату, и то 'безо всякого удовольствия'. Но поболтать, посплетничать, пойти погулять втроём - всегда, пожалуйста. Казалось, мужики её вообще не интересовали, а вполне устраивала дружба с Лилей.
- От этой пьяни только дурную болезнь подхватишь, - так отзывалась она о тольяттинских донжуанах, - а ещё и сопрут, что плохо лежит!
Я вначале пытался избавиться от Тамары, она меня раздражала постоянной болтовнёй и сплетнями, но потом привык к ней и даже скучал, если почему-то её вечером не было. Найти себе подружку на стороне при жене было практически невозможно - в Тольятти все знали друг друга, да и я был ещё под впечатлением от моей, уехавшей к фрицам, красавицы-Тамары. Ну, а раз в месяц я обязательно ездил в Москву на два- три рабочих дня с захватом субботы и воскресенья. Тема своя у меня была, деньги на командировки тоже, и наша с Моней наука шла высокими темпами. А останавливался я у Тани; таким образом - любовь у нас вновь стала регулярной, да и деньги появились, что немаловажно.
Каждый квартал нужно было ездить подписывать процентовку во Львов, а мне этого страшно не хотелось. Поездом долго, а самолётом быстро, но страшно. Вот и решил я посылать туда Лилю, как моего зама. Сам я в это время уехать в Москву не мог, так как остановилась бы работа в нашем маленьком КБ.
И вот рано утром Лиля должна ехать в Курумоч, а вечером мы выпили по этому случаю. Лиля и говорит Тамаре:
- Ты, пожалуйста, не оставляй его одного здесь - это такой кобель, что тут же кого-нибудь приведёт, или сам туда завалится! Чтобы все вечера и ночи был дома, а ты потом мне всё расскажешь!
Я попытался огрызнуться, но обе очкастые, как кобры накинулись на меня, и я решил не связываться. А потом подумал, что хоть по вечерам будет с кем выпить и поговорить. Как я уже говорил, заводить любовницу в Тольятти я не хотел, но то, чтобы закадрить Тамару, мне и в голову не приходило. Я её рассматривал как преданную подругу и шпионку Лили. Да и похожа она была на жену так, что я её считал, как бы, дубликатом Лили. Утром часов в семь, Лиля была уже готова и собрана в поездку. Мы с Тамарой проверили её билеты, финансовые документы, паспорт, и Лиля уехала, пока на лифте.
Я тут же зашёл в туалет, потом в душ, а Тамара осталась мотаться в холле. Выйдя из ванной, я зашёл к себе в спальню, и так как было воскресенье, надеялся поспать ещё часок-другой. Нырнув под одеяло, я с ужасом заметил, что я в кровати не один. Первой мыслью было то, что Лиля, решив меня почему-то разыграть, вернулась, а пока я мылся, легла в койку. Я приоткрыл одеяло и, к своему удивлению, увидел, что это была Тамара. Полностью раздетая, она лежала на боку и со страхом смотрела на меня.
- Ты что здесь делаешь? - с перепугу спросил я.
- Лежу, а ты что думал? - тихо ответила она.
До меня всё очень медленно доходит. Может она хочет спровоцировать меня на приставание, а потом доложит Лиле? - была первая мысль. - Но я могу сказать Лиле, что я просто перепутал её с ней - вот и: - эта глупая вторая мысль оборвалась на полпути, и я решил больше не думать. Раз баба в койке, надо действовать, а не думать. И я приступил к действиям без всяких прелюдий.
Тамара в постели вела себя вяло, просто подчиняясь мне и никак не выражая своих чувств, своего отношения к происходящему, что ли. Мы попробовали и так, и этак, вроде бы всё ей знакомо, но эмоций я не заметил. Я тоже решил особенно не расслабляться, и сдержал судорожные звуки, которые обычно сопровождали у меня окончание тайма, гейма, или может, правильнее, раунда. Я откинулся, сдавленно дыша. Тамара лежала неподвижно, с интересом глядя на меня.
- Тебе понравилось? - вдруг неожиданно спросил она. У неё был такой виноватый и жалобный взгляд, что я придвинулся поближе и поцеловал её.