Однако при косвенном вопросе обходятся без него:
Сейчас люди все чаще по неграмотности добавляют вопросительные знаки к косвенным вопросам. Это удручает, но легко объяснимо: виновата знаменитая восходящая интонация, которую за последние двадцать лет подхватили все подростки, насмотревшиеся сериала «Соседи» [287]. Раньше в конце каждого предложения добавляли «понимаете?» или «вы поняли, что я имею в виду?»; теперь словами себя не утруждают – для экономии времени обходятся вопросительными знаками. Все превращается в вопросы? Я имею в виду утверждения? Это начинает раздражать? Зато вопросительные знаки не выходят из употребления, значит, не все так плохо?
Кстати, выбрать ориентацию этого знака было непросто. В традиционном написании – с изгибом вправо – он похож на ухо, обращенное к предыдущему высказыванию. Это кажется довольно естественным, но, может быть, все дело в привычке. А в прошлом с этим много экспериментировали. В XVI веке печатник Генри Денем выдвинул замысловатое предложение: заканчивать риторический вопрос (в отличие от прямого) знаком, вывернутым наизнанку; но затея не прижилась. Вообразите несчастных растерянных печатников, которые бормочут себе под нос: «Риторический вопрос? Что такое риторический вопрос? Этот вопрос – риторический?» А вот Академия наук Испании в 1754 году утвердила довольно неожиданную и живописную идею: дополнять вопросительные и восклицательные знаки в конце предложения такими же, только перевернутыми, в начале:
И это неплохая система. Говорят, Билл Гейтс лично заверил испанскую Академию, что не позволит перевернутому вопросительному знаку исчезнуть из текстовых редакторов компании «Майкрософт». У миллионов испаноговорящих, наверное, камень с души свалился, хотя для Гейтса это была всего лишь пустячная любезность. В иврите вопросительный знак выглядит точно так же, как у нас, хотя, рассуждая логически, его следовало бы перевернуть, раз уж слова пишутся справа налево. Помните профессора Хиггинса из «Моей прекрасной леди»[289]: «Арабы учат свой язык без всякого труда, евреи – задом наперед, и тоже не беда»? Так что в иврите мы сталкиваемся с некоторой графической аномалией: наш вопросительный знак выглядит там повернутым задом наперед.
Гертруда Стайн, как и следовало ожидать, вопросительный знак недолюбливала. Похоже, с ней самой было что-то не так, вам не кажется? Во всяком случае, Стайн заявляла, что вопросительный знак – самый неинтересный из всех:
Когда вы задаете вопрос, очевидно, что вы его задаете; и каждый, кто умеет читать, всегда узнает вопрос… Я никогда не могла заставить себя ставить вопросительные знаки; они казались мне отвратительными. Сейчас их вообще мало кто использует.
Интересно, что Стайн уже в 1935 году (именно тогда она писала свои заметки) считала, что вопросительный знак доживает свой век. Мы, с детства усвоившие культуру вопросительного знака, приходим в ужас, видя прямой вопрос без него – например, название фильма
Такой образ действий не только заставляет заинтересованного читателя (буде таковой найдется) вернуться к началу, чтобы удостовериться, что автор действительно намеревался задать вопрос, но и наводит на неприятное и, возможно, верное предположение, что автор считает вопросы такого рода пустой формальностью, ненужной вежливостью по отношению к редактору.
Кстати, какая изящная ремарка: «буде таковой найдется»!
Из всех типографских обозначений, не имеющих конкретного значения, больше всего озадачивает курсив. Непонятно,
1) названий книг, газет, альбомов, фильмов, таких как злополучный
2) определенных важных слов;
3) иностранных слов и выражений;
4) примеров в текстах о языке.
Мы даже смирились с нелепой инверсией, когда
Помимо слабости к кавычкам, «N» испытывает слабость к многоточиям, тире, восклицательным знакам и курсиву – в особенности к курсиву. На каждой странице у него полдюжины перекошенных слов – явный признак стилистической беспомощности. Если читать только выделенное курсивом и пропускать все остальное, можно получить рваную, сюрреалистичную (и куда более короткую) версию книги. Получится примерно так: