— Смир-р-р-но! — кричит он и щелкает каблуками. Если кто-нибудь из седоков, думая, что его приветствуют, сделает ему ручкой, Иган, ехидно погрозив пальцем, кричит вдогонку: — А-а-а, черти, подлизываетесь к властям! Совесть у вас нечиста, мистер Доллар!

Шоферы и седоки начали узнавать Игана, и ему случалось ловить на себе чей-нибудь пристальный взгляд. От этого ему становилось неловко, и он опускал глаза.

— На сегодня спектакль отменяется, — бурчал он в землю, — деньги обратно получите в кассе. «На меня скоро будут пальцами показывать, — думал он. Потом добавлял: — Я явно схожу с ума». На минуту его охватывала тревога. «До чего же я дойду? — спрашивал он себя. — Ведь день ото дня все хуже и хуже».

Однако к рождеству дело обернулось отлично. Люди, которым он целый год кричал и махал рукой, прислали ему коробки десятицентовых сигар, бутылки виски, конверты с долларовыми и пятидолларовыми бумажками и галстуки. В анкете, проведенной как-то бульварной газеткой по поводу «самого жизнерадостного нью-йоркского полисмена», 121 читатель голосовал за Игана, и он удостоился одной из пятидолларовых поощрительных премий. Первый приз в 1000 долларов получил его коллега, что стоял на посту у Центрального вокзала, где движение было сильнее и одиночество тягостнее.

— У Центрального вокзала, — объяснял Иган жене, — постоянно ходят одни и те же такси. Ну, а постоянным проезжим, конечно, легче судить о нраве человека.

Летние месяцы были для Игана мукой мученической. Пока мэр удосуживался разрешить полисменам снять шинели, можно было сто раз испечься от жары. Разомлевший в парном воздухе город, казалось, уже не имел сил производить достаточно шума, чтобы заглушить выкрики Игана. Оберегая ноги, — зимой от промерзшей мостовой, летом от раскаленного асфальта, — Иган устроил себе на перекрестке маленький деревянный помост. Но в очень жаркие дни даже помост не спасал Игана, и ему приходилось уходить на тротуар и прятаться в тени высокого здания.

В один из таких дней Иган безучастно стоял в неподвижно нависшем зное. Одну ногу он держал на тротуаре, другую на водосточном желобе. Сначала он ставил на тротуар правую ногу, потом левую, потом опять правую и снова левую, каждый раз перенося тяжесть с одной на другую и дожидаясь, чтобы прошло какое-то время, а когда ему казалось, что времени прошло достаточно, он опять менял ногу. Он физически ощущал, как течет время. Оно тянулось, словно бесконечная веревка. Мгновениями он даже чувствовал, как он стареет, будто веревку эту вытягивали и сучили из него самого. Секунда за секундой от его тела отделялось по волоконцу, и было ясно, что скоро от него ничего не останется, и он будет мертв и превратится в скелет. Терпеливо и безучастно наблюдал он, как стареет, и ждал, чтобы тенистая прохлада всосалась в него. Но от тела тоже шло тепло, как от печки. Насколько прохладнее, когда отводишь руку, а не держишь ее близко к себе, думал он.

Из растущей тени домов налетали струйки прохлады. Они отгоняли и отметали зной от его тела. Он наблюдал это. Он наблюдал, как бежит время и как он сам стареет, и как его тело всасывает в себя прохладу, а зной бежит от прохлады и трепещет в воздухе, и струйки ветра — легкие и хрупкие соломинки веника — отметают зной, как пыль. Над головой щелкал сигнал светофора. Щелкнет, помолчит и снова щелкнет. Двинулся поперечный поток машин. Опять щелкнет, помолчит и снова щелкнет. Двинулись машины с севера на юг и с юга на север.

Вдруг его ушей достиг громкий треск разлетевшегося в щепы помоста. Он резко обернулся и увидел, как по его помосту на перекрестке проезжает автомобиль.

— Эй! — крикнул он.

Безмолвные, безучастные люди в машине, должно быть, не слышали его. Они не обернулись и спокойно продолжали свой путь.

Иган не разглядел их лиц. Его внимание было приковано к дощатому настилу помоста, который так скорежился и расщепился, словно воздел руки к небу. Когда Иган поднял голову, машина уже проскочила, и в ее заднем оконце он успел заметить только затылок молодого человека.

— Стой, черт тебя дери! — закричал он. — Стой!

Иган свистнул. Машина будто даже прибавила скорость. Голова в заднем оконце исчезла. Иган вскочил на подножку проезжавшего мимо такси.

— Гони за ней! — скомандовал он, указывая рукой на машину.

Он может пришить им три, даже четыре статьи, соображал Иган: порчу чужой собственности, бегство с места происшествия, отказ подчиниться должностному лицу при исполнении служебных обязанностей, превышение скорости. И он все свистел и свистел. Всякий раз, когда свисток прорезал воздух, люди оборачивались и глазели на него. Несколько человек выбежали из-за угла. Автомобили замедляли ход, а некоторые, приняв свисток на свой счет, останавливались. Но машина, проскочившая через помост Игана, все набирала скорость. Она неслась вперед, бешено петляя, то выскакивая из потока машин, то снова ныряя в него.

Гнев Игана улегся. Впервые ему пришло в голову, что он, может быть, впутался в серьезную историю. Тут пахло столкновением интересов, и потому дело становилось нешуточным. Иган вдруг понял, что, стоя на самом виду, на подножке такси, он представляет собой прекрасную мишень. Во-первых, думал он, помосту грош цена. Он занес руку за спину и стал вытаскивать револьвер из кобуры. Началось, думал он. По существу, он не верил в возможность перестрелки. Никогда еще ему не приходилось разряжать револьвер на посту. Вот оно, настоящее дело, говорил он себе.

Машина, за которой гнался Иган, круто повернула за угол. Резина завизжала, затем последовал оглушительный грохот.

— Шина лопнула! — сказал шофер такси.

Он старался шутить, но голос застревал у него в горле. Иган взглянул на него. До этого он его не замечал. Таксист для него был не человек, а некая принадлежность, нужная для его бизнеса. Теперь он увидел, что это — человек, щуплый человек с худощавым, смугло-желтым лицом.

Иган вытащил револьвер. Рука не слушалась. Револьвер был маленький, но он еле удерживал его.

— Когда завернем за угол, — сказал он шоферу, — выключайте мотор и ложитесь на пол.

По расчету Игана, шофер должен был поставить машину так, чтобы она закрыла его от тех, кто был за углом. Но машина была старомодная, и с правой стороны от шофера дверцы не было. Если бы шофер повел ее, как хотелось Игану, он бы оказался весь на виду. Нельзя же было требовать, чтобы он подставил себя под пули, предназначенные Игану. Нет, этого никто требовать не мог.

Шофер такси завернул за угол, зажмурив глаза. Не успел он нажать на тормоз, как Иган выхватил у него руль, повернул машину и поставил ее почти поперек улицы, так что ее правая сторона оказалась обращенной к месту происшествия, а его прикрывал кузов.

Иган, не сходя с подножки, припал на одно колено. Шофер, все еще с зажмуренными глазами, выскочил из-за руля. Он сильно ударился головой о счетчик и упал. Лицо его покрылось лихорадочными пятнами. Он лежал съежившись в своей крохотной кабине и, не открывая глаз, потирал рукой расшибленную голову. Он лежал на самом виду. Если бы по ним открыли стрельбу, его убили бы первым.

Но стрельбы не было. Минуту спустя Иган высунул голову из-за капота мотора. Машина, за которой он гнался, сделав, по-видимому, слишком крутой разворот, столкнулась с ехавшим навстречу мусоровозом. Это произошло так молниеносно, что трое рабочих, не успев опомниться, все еще неподвижно сидели в кабине и изумленно глядели на машину, налетевшую на них так неожиданно. По тротуару, закинув голову и неуклюже перебирая ногами, бежал мужчина в рубашке с засученными рукавами.

— Держи его, держи! — закричал Иган.

Услышав этот крик, из машины медленно выполз человек, сделал несколько шагов и повис на переднем крыле. Он вцепился в крыло обеими руками и тупо глядел, как густые капли крови, стекая с его липа, падали и обдавали брызгами кузов машины. Третий, вскоре скончавшийся, осел мешком на шоферском месте. Этот был без сознания. Он напоролся на сломанный руль. На заднем сиденье была навалена груда меховых шкурок с пломбами, о похищении которых недавно стало известно.

Теперь Иган действовал очень расторопно. Он бросил раненого в машину и прикрутил его вместе с потерявшим сознание человеком к обломку руля. Затем он помчался вслед убегавшему бандиту. Тем временем собралась большая толпа. Она расступалась, давая ему дорогу.

— А ну-ка, поднажми, Шерлок! — крикнул ему кто-то.

Иган снова принялся свистеть. Он бежал мерным шагом и свистел, размахивая револьвером, который