— Ваш собеседник повесил трубку, капитан.
— Черт вас побери, — заорал Фоггарти, — какого дьявола вы разъединяете!
— Да нет, сэр, — возразил дежурный, — он сам повесил трубку. Ваша линия и сейчас соединена, а он повесил трубку. Он уже второй раз так делает.
Молодой, исполненный служебного рвения голос дежурного разозлил Фоггарти не меньше, чем испуганный голос неизвестного. Испуганный голос означал для него срочную работу, голос же, исполненный служебного рвения, говорил о честолюбии.
— Мне показалось, что он здорово напуган, — сказал полисмен, — верно, боялся, что, если долго будет висеть на телефоне, мы установим его номер.
Фоггарти был уже староват для своей должности, и люди напористые внушали ему опасение.
— Впредь извольте заниматься своим делом и не фантазировать, — отрезал он. — Мне нужно, чтобы меня правильно соединяли и не разъединяли во время важных разговоров, а ваши фантазии мне ни к чему.
Дежурный у коммутатора тоже начал злиться.
— Есть, сэр, — сказал он. — Что я могу поделать, если он бросил трубку? — Он помолчал, не зная, стоит ли попытаться еще раз поразить капитана своей расторопностью, и обиженной скороговоркой продолжал: — По разговору он не похож на негра, а говорит, что живет в негритянском квартале.
Капитану это не пришло в голову. Теперь он ухватился за эту мысль, но она столкнулась с привычным для него страхом перед «напористостью», и после недолгой борьбы страх, как всегда, победил.
— Откуда вы знаете адрес? — заорал Фоггарти. — Вы что, подслушиваете?.
— Нет, сэр. Что вы, сэр! Он мне сказал свой адрес, когда звонил в первый раз. Ваша линия тогда была занята.
— Будете подслушивать разговоры начальников — вылетите вон… Ясно?
— Есть, сэр. Я не подслушивал, сэр. Никогда не подслушиваю, сэр. Это несправедливо, сэр, ведь я только что вам объяснил.
— Ладно. Хватит. И зарубите себе на носу, что я вам сказал. — Фоггарти повесил трубку и, гневно уставившись на аппарат, подумал: «Поставлю я этого ретивого сукина сына на место».
Коммутатор то и дело вызывали. В короткие передышки дежурный размышлял: «Этот толстопузый Фоггарти расселся там наверху, распустил свое жирное брюхо, да еще придирается, сам не зная, к чему».
Честолюбивый дежурный заставил капитана Фоггарти призадуматься над полученным доносом о лотерее. Лотереи, собственно, в его ведение не входили. И если бы его не заставили задуматься, он, конечно, ничего бы не предпринял, разве только ему подали бы официальную письменную жалобу. Но и тогда он ограничился бы тем, что переслал бы ее начальнику районной сыскной полиции капитану Миллетти. Но чем больше он размышлял, тем труднее ему было закрыть глаза на перспективы, которые открывал перед ним этот донос.
На другое утро, в пятницу, он вызвал сыщика третьего разряда Бернарда Ф.Игана и велел ему произвести расследование.
— Нарушение 974-й статьи, — пояснял он Игану. — Но я хочу, чтобы вы действовали совершенно самостоятельно. От районной полиции держитесь подальше.
Иган был тугодум. Когда он, стоя навытяжку, выслушивал приказания начальства, мозг его деревенел не меньше, чем спина, и он ничего не понимал, пока не получал возможности собраться с мыслями наедине. Но тут до него сразу дошло, что Фоггарти хочет напакостить начальнику районной сыскной полиции капитану Миллетти. Глаза его настороженно выпучились, словно встали на цыпочки. Пусть кто угодно пакостит Миллетти, только не он. Слишком это рискованно. Мясистое лицо Игана от волнения сразу осунулось. У него вошло в привычку разговаривать с самим собой, и теперь он втихомолку сказал: «Это семейному-то человеку», — подразумевая, конечно, себя.
Перемена, происшедшая в Игане, бросилась Фоггарти в глаза, и он на мгновение задумался. Следствием этого раздумья явилась некоторая неясность его дальнейших распоряжений.
— Я хочу, чтобы вы пошарили и нашли человека, который там живет и говорит не так, как негры. Человек, говорящий не так, как негры, в самом банке меня не интересует, разве только что никого другого не обнаружится. Я хочу знать вот что: живет ли в доме не связанный с банком человек, который говорит не как негры. — Он чувствовал, что получается очень путано, и спросил: — Вам ясно?
— Да, сэр. Я захвачу бланки для переписи.
— Хорошо, хорошо, ладно. Это уж дело ваше. Но разыщите мне этого субъекта, ответчика, фу-ты! доносчика, который говорит не как негр, и возьмите себе на заметку, чтобы сцапать его, когда он мне понадобится. Сюда его не приводите. Просто лично мне и устно донесите обо всем, что удастся о нем разузнать. Я хочу знать, тот ли он, за кого себя выдает.
«Так уж, видно, мне на роду написано, — думал Иган, — вечно вертеться между двух огней». — Он имел в виду перекрестный огонь, который вели Фоггарти и Миллетти. Они дрались за повышение по службе, и все считали, что у Миллетти шансов на успех больше. Миллетти был моложе и умнее Фоггарти, и приятнее, и связи у него были куда солиднее. Значит, если Фоггарти проиграет, Иган проиграет вместе с ним. Став начальником, Миллетти примется перетряхивать все отделение, а Фоггарти будет думать только о себе, не такой он человек, чтобы позаботиться и об Игане. Чтобы спасти свою шкуру, он отдаст Игана на растерзание Миллетти. Это еще простительно, а то он просто может с перепугу на все махнуть рукой.
— Все ясно, сэр, — сказал Иган, и его голубые глаза на мясистом красном лице растерянно замигали.
Фоггарти, заметив все возрастающее беспокойство Игана, встал со стула.
— Подойдите сюда на минутку, — сказал он, прошел в дальний угол комнаты к окну и повернулся, поджидая Игана. Чтобы успокоить сыщика, он решил оказать ему доверие. Он заговорил тихо, прямо в ухо Игану, почти не шевеля губами, чтобы секретарь не расслышал. — Я вам сейчас все объясню, — сказал он, — чтобы вы в случае чего знали, как быть.
Они стояли лицом к секретарю, молодому полисмену, который, склонившись над бланком наряда, усердно его заполнял. Фоггарти и Иган уставились на него отсутствующими взглядами, под которыми он беспокойно заерзал, но видели они его не больше, чем стоявшую в комнате мебель.
— Это строго секретно, — сказал Фоггарти. — Вам я могу довериться, потому что вы, мне кажется, умеете держать язык за зубами.
«Должно быть, — подумал Иган, — он всем в отделе таким манером рот заткнул. Я новенький, теперь моя очередь попасть в переплет и покрывать его, чтобы самому уцелеть».
— В лотерейном бизнесе что-то творится, — сказал Фоггарти, — мне кажется, нам не мешало бы разнюхать, в чем там дело.
«Если я увильну от этой работы, — думал Иган, — Фоггарти завтра же сунет меня обратно в полицейский мундир, а если примусь за нее, — меня при первой же возможности разжалует Миллетти. Дело обстоит именно так, и обстоит прескверно». Иган пытался остановить свой взгляд на спине секретаря. Но из этого ничего не получалось. Глаза его прыгали с одного плеча на другое. Сначала он видел правое плечо и локоть, потом левое плечо и локоть, а середина расплывалась туманным пятном. «На такие тонкости я не гожусь», — думал он. И мысль эта отдавалась в его мозгу, как стон. «Человек делает свое дело, — говорил он себе, — что им еще надо?»
— Миллетти на прошлой неделе разгромил лотерейный банк, — продолжал Фоггарти, — это первый крупный банк, который он вообще разгромил, и, как говорят, довольно-таки солидный. Кажется, банк Минча. А насколько мне известно, целых три-четыре года у Минча там была хорошая заручка.
— Это тот самый Джо Минч, что с Тэккером? — спросил Иган. — Минч-Фазан?
— Нет, не он, и это очень важно. Банкира зовут Лео Минч. Он брат Джо, кажется, старший, но, по- видимому, он не имеет ничего общего с Тэккером. Он работает самостоятельно. Так вот какова общая картина, и я хотел бы знать, что там происходит.
— Есть, сэр.
— Вам все понятно?
— Да, сэр.
— Вы понимаете, в чем тут дело? Человек имеет лотерею, у него хорошая заручка, но Тэккер держит его
