Никакой человек не может достигнуть величия сам по себе, он становится великим лишь по отношению к другой жизни, лишь 'теряя свою жизнь, чтобы сберечь ее' (Мф. 10, 39).

В чем заключается величие патриотизма, филантропии? В том, что ни то, ни другое не вмещает отдельных личностей, все поглощено любовью ко всему человечеству, личность человека исчезает в одном общем деле. Действительно, каждый из нас только начинает жить тогда, когда он умирает для себя. 'Ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе'. Одно самозабвение не возвышает душу. Мы часто говорим о том, что надо себя забыть, но вопрос в том, каким образом мы этого достигнем? Хотим ли мы забыть о себе, умирая или рождаясь к новой жизни?

Можно забыть о себе и о своем горе, одурманив себя наркозом, но это не что иное, как яд, и в таком средстве одно малодушие. Но есть самозабвение, есть уничтожение боли, достигаемое только живой силой, силой любви, которая заставляет нас, забывая о себе, помнить лишь о других.

Душа моя, прилепись к лозе, войди всецело в другую жизнь, в Его жизнь, сделайся членом Его тела, проникнись Его духом. Пусть молитва Господня сделается твоею молитвою, молись, чтобы святилось имя Его, чтобы совершалась воля Его, чтобы водворилось Царство Его, чтобы человечество было избавлено от лукавого, чтобы грех был побежден силою любви. Тогда, забывая о себе, в постоянном созерцании Христа Спасителя, ты достигнешь того блаженства, которое приготовил Господь любящим Его.

Разбитое сердце не вылечивается сразу. Горем разбитое сердце парализовано, оно потеряло силу действовать, оно уже не способно принимать участие в общем движении. Вылечить такое больное сердце значит возвратить ему трудоспособность, но рана остается еще открытою надолго. Даже Сам Христос не обещал излечить сразу рану, а лишь 'врачевать' ее Своими руками, и это значит, что Он остановит поток крови и позволит нам снова действовать, вопреки нашей сердечной боли.

В чем же состоит это целебное средство, исходящее от Него? Это средство есть сочувствие чужому горю, сознание, что не я один страдаю, живое участие в горе братьев наших облегчает наше собственное горе. Присматриваясь к бременам, носимым всеми окружающими нас, мы не замечаем своего собственного бремени.

О Господи, в числе труждающихся и обремененных возложи и на меня Твое бремя! Твое бремя одно только и может излечить мои раны, и только крест Твой может прикрыть их. Допусти меня до Твоего крестного пути, позволь мне нести Твой крест с Тобою и делить с Тобою всеобщую мировую скорбь. Тень Твоего креста будет моим светом, мой личный крест будет облегчен тяжестью креста Твоего; мои слезы прекратятся, глядя на слезы, которые Ты проливаешь за грехи и зло всего человечества.

Чудные, летние дни, богатое поле, усеянное цветами, нивы, покрытые созревающими колосьями, — как легко уподобить все это жизни человеческой! Каждый день, посланный нам Господом, представляет бесчисленное множество случаев для служения Ему, каждая минута, если только мы будем постоянно настороже, есть как бы чудный цветок, открывающийся нашим взорам; его красу, его благоухание мы должны нести в те темные углы, которые лишены Божьего света.

Наше жизненное поле усеяно незрелыми колосьями, обещающими богатый урожай в будущем, не станем пренебрегать ими, не будем терять ни одной минуты, ни одного случая удобрить ниву, помочь созреванию этих плодов. Широкое поприще открыто нам, и в нашей воле потрудиться на нем или лениво сложить руки. Пусть каждый спросит себя сегодня: как употребил он вчерашний день? Пусть в конце недели, достигнув дня Господня, каждый оглянется назад, на пройденную седмицу, каким представится ему его поле, — будет ли оно цвести, увидит ли он на нем зрелые плоды, или же придется сознаться, что все запущено, не возделано, все заросло, заглохло, все погибает без бдительного ухода!

Вспомним, как дорого время, и не будем терять ни минуты даром, тогда жизненное поле представится нам во всей своей цветущей красе. Жатвы везде много, поспешим же быть усердными работниками на ниве Господней и решимся отдать этому всю нашу жизнь.

Когда горе ваше готово обратиться в отчаяние, в безутешную скорбь по потерянному, вспомните о том, что вы еще имеете. Память об умерших не должна изгладиться из нашего сердца, любовь к ним не должна прекратиться, но память эта превращается в любовь к живущим и поощряет нас служить им, вспоминая умерших.

Когда мы теряем наших близких, почти неизбежно является чувство сожаления и раскаяния в том, что при жизни мы не довольно их ценили, не довольно любили, не довольно ласкали, нам больно сознаться, что мы не отдали им всего, что могли, и теперь уже загладить этого нельзя! Но не следует слишком предаваться этому чувству, оно должно служить нам уроком в дальнейшей жизни.

Вспоминая все упущенное нами в прошедшем, мы с большим усердием будем действовать в настоящем, и тогда сожаления наши не будут бесплодны, они превратятся в живую силу, в любовь, горящую желанием отдать себя на служение оставшимся.

Вы, быть может, потеряли много? Но вы еще остались нужны многим. Сколько слез можете еще осушить, сколько страданий облегчить, сколько одиноких сердец согреть вашею любовью. 'Приходит ночь, когда никто не может делать' (Ин. 9, 4). Делайте же, пока есть день, — и 'утверждайте прочее'.