Он указывает ногой на труп Франца.

– Ну и?..

– Он должен был переслать им детали объектива в коробке с засахаренными фруктами.

– А дальше?

– Но он не доверял ему и положил простые кусочки стекла. Вместо обещанной суммы он получил два выстрела из револьвера, когда однажды ночью шел по темной улице. Он остался жив, но понял, что его страхи обоснованны: ему нечего было ждать от этого человека. Чувствуя, что за ним ведется охота, он остановился в отеле, чтобы подождать развития событий... Он предупредил только одного человека...

– Свою жену?

– Нет. Своего друга Рибенса... Он не знал о связи парня с его женой. Рибенс увидел возможность избавиться от мешавшего мужа и заработать большие деньги. Он сговорился с Шинцером. Не знаю, какую сделку они заключили... Шинцер стал следить за Ван Бореном. Тот заметил слежку, испугался и послал стекла объектива своей жене... Наверняка он собирался бежать за границу, избавившись от драгоценного груза, и, оказавшись в безопасности, ждать, когда неверна супруга привезет ему деньги за продажу изобретения... Отправив посылку по почте, он пошел предупредить жену. Он больше не рисковал, что у него украдут объектив, но хотел разработать вместе с ней план. Она была его последним шансом. Он пришел к ней, преследуемый Шинцером... и мною. Полагаю, что, собираясь позвонить в дверь, он услышал шум, навострил уши и уловил очень поучительный разговор между Рибенсом и своей женой. Не так ли, мадам?

Югетт не отвечает. Она сжалась в комок и лежит неподвижно.

– Тогда, – продолжает Глейтц, – этого сына почтенного семейства охватило отчаяние...

– И он бросился в шахту лифта?

– Совершенно верно. Я размышляю.

– Да, все объясняется... Как вы узнали так много?

– Я шел по следу Ван Борена несколько дней. Я работаю на фирму «Оптика». К этим выводам меня привело сопоставление фактов...

– Браво, отличная работа. Кажется, вы приумножите славу вашей знаменитой фирмы. Он кивает:

– Стараюсь...

– Лично я считаю, что Рибенс уже долгое время работал с Шинцером, потому что у него в квартире лежала коробка с засахаренными фруктами, которая... является первой, о которой вы говорили!

По взаимному согласию мы обращаемся к Югетт:

– Дорогая мадам, вы можете сообщить нам полезные сведения...

– Я ничего не сделала! – говорит она. – Ничего! Это Жорж! Жорж! Он... Он входил в организацию, это он подключил Франца к этому делу, а я...

Эта стерва меня раздражает. Я отвешиваю ей два или три пинка, заставляющие ее взвыть.

– Ах ты сука! – рычу я. – Ты упала в объятия толстого фрица и...

Глейтц кашляет.

– Ой, простите, – извиняюсь я, – это наследственное. Бывают моменты, когда простой человек забывает, что наши страны теперь строят взаимоотношения на новых основах.

Он улыбается.

– У нас тоже, комиссар... Югетт плачет.

– Я хотела разбогатеть, я...

– И тогда ты задумала вместе с Францем грязное дельце, так, мразь дешевая? Ты заманила Рибенса сюда, оставив ему записку. Вы его оглушили, а ночью отвезли в его дом.

– Я не хотела, чтобы его убивали... Я... Это Франц перерезал ему горло.

– Шинцер узнал, что делом занимается Глейтц, ты знала о моем участии... Чтобы подстраховаться от неприятной случайности, вы велели этой бедной девочке (я показываю на труп Жермен) получить посылку...

Она падает на пол, извиваясь, как в тот момент, когда я сообщил ей, что она стала вдовой... Но на меня это не действует. Вместо уксуса я привожу ее в чувство пинками.

– Не убивайте ее! – говорит Глейтц.

– Что? – удивляюсь я. – Вы испытываете жалость?! Это из чего же теперь делают немцев?

Толстяк Берюрье, чьи остроты я несколько раз цитировал, стоит в коридоре перед дверью в кабинет Старика. Заметив меня, он начинает махать рукой.

– Ну наконец-то, вот и ты! – восклицает он. – Сейчас тебе будет больно.

– Старик злой?

– Как черт!

Захожу...

Он сидит спокойный, холодный, лоб цвета слоновой кости поблескивает в свете лампы, манжеты сверкают чистотой, взгляд каменный...

– Браво! – говорит он.

– После, – перебиваю его безапелляционным тоном. – Сначала дайте рассказать... И я рассказываю... Все! Когда я закончил, он качает головой.

– Да, действительно любопытное дело. Понимаю, почему... Однако, Сан-Антонио, есть вещь первостепенной важности, без которой не может функционировать ни одна организация...

Так, это надолго – проповедь о дисциплине! Когда он истощил свою тему, я достаю из кармана конверт.

– Это вам в качестве утешения, патрон.

– Что это?

– Гроздевый объектив! Всей гроздью! Разве вы не хотите, чтобы Франция получила его раньше всех стран мира? Он выпучивает глаза.

– Но... но... Сан-Антонио...

– Да, шеф?

– Это... Вы же сказали, что детали объектива забрал Глейтц...

– Он отдал их мне, вот и все!

– Добровольно? – недоверчиво спрашивает он. Я пожимаю плечами.

– Увы, нет. Он заупрямился, и мне пришлось рассердиться... Видите ли, босс, «сердечное согласие» с соседями наступит еще не скоро!

Парижское издательство, в которм печатались произведения Сан-Антонио. Здесь и далее примечания переводчика

Миллион старых франков, что составляет десять тысяч новых (жарг.)

Официальная резиденция президента Франции

Вот в чем вопрос (англ.)

Время (англ.)

На улицах (англ.)

Этюв – etuve (фр.) – «парная»

Знаменитый американский грабитель банков, действовавший в первой половине 30-х годов