стоило прилагать таких титанических усилий, – он оторвался от стакана. – Я отвечу на любой из ваших вопросов о Джеймсе. В самом деле, почему бы и нет? Все, что я знаю о нем, характеризует его только с выгодной стороны. Видите ли, Джеймс жутко правильный человек. Не то что я.

– Значит, вы готовы поговорить о нем?

– Здесь и сейчас, – дисциплинированно вытянулся он. – Спрашивайте. Я просто дрожу от нетерпения.

Джини вынула свой блокнот.

– Без диктофона? – нежно улыбнулся Кент.

– Здесь слишком шумно. К тому же диктофон мне вообще не нужен – я знаю стенографию.

– В самом деле? Ну просто чудо, а не девушка. Вам никто еще не говорил, что глаза у вас, как… – он прервал свой вопрос на полуслове и снова засмеялся. – Хорошо, хорошо. Прекращаю. Спрашивайте.

– Если не возражаете, начнем со встречи, которая состоялась у вас с Джеймсом Макмалленом прошлым летом. Не могли бы вы назвать более точную дату? Это было в июле или августе?

– Если хорошенько вспомнить, то скорее всего в августе. Да, точно! Джеймс тогда только что вернулся с охоты в Йоркшире. Просто отличный стрелок, доложу я вам. Любит это дело – любую птаху достанет влет. Сезон охоты на пернатую дичь открывается не ранее двенадцатого августа, так что наша встреча могла произойти только позже в том же месяце. Точно!

«Значит, объяснение с Лиз к тому времени уже состоялось», – отметила про себя Джини, забарабанив пальцами по открытому блокноту.

– Макмаллен задавал вам тогда какие-либо конкретные вопросы, касающиеся вашего эскорт- агентства?

– Дайте подумать, – озабоченно нахмурился Кент. – Вообще-то ему было известно об этом заведении – как и большинству остальных моих друзей. Кстати, я не единственный его владелец. Для меня это, знаете ли, так, побочный бизнес. Вот фильмы – те приносят по-настоящему неплохие деньги. Да-да, знаю, уже было. Но что касается агентства… А знаете, мы действительно о нем говорили! Теперь я точно вспомнил, потому что Джеймс интересовался всякими подробностями, вроде той, какие мужчины там работают… Ну и остальное в этом роде. Помню, я тогда еще страшно удивился. Ведь Джеймс весь из себя жутко положительный и никогда в жизни не одобрял ничего такого.

– Значит, Джеймс знал о существовании агентства и задавал вам о нем вопросы. А знал ли он его название и адрес?

– Ну да, конечно.

– Не говорил ли он, что может воспользоваться услугами вашего заведения?

– Джеймс? Господь с вами! Он себе даже шутки на этот счет не позволит. Исключено полностью.

– Не было ли в его словах намека на то, что ему известно некое лицо, которое хотело бы воспользоваться такими услугами?

– Нет и еще раз нет. Я же говорю: Джеймс крайне отрицательно относится к подобным вещам. Он придерживается очень строгих моральных правил.

– А о своей личной жизни он вам хоть что-то говорил? Не упоминал ли случайно о какой-нибудь сердечной привязанности или, скажем, о любовной связи?

– Нет, – усмехнулся Кент. – Сам я много чего наплел ему о собственной личной жизни, которая в чем-то похожа на оперетту. Что же касается Джеймса, – немного погрустнел он, – то мне всегда казалось, что в его жизни вообще никого не было. Во всяком случае, такое складывается впечатление. Он не слишком ловок в обхождении с женщинами, даже поговорить с ними толком не умеет. Тяжкое наследие армии, а может, и школы. А вот на мне это вообще не сказалось – я имею в виду школу. Столько лет угробил в этом мужском монастыре! Ну, ничего, стоило мне только выйти оттуда, и я сразу же наверстал упущенное.

– Хорошо, – взгляд Джини был задумчив. – Будьте добры, поправьте меня, если я в чем-то ошибаюсь. Насколько я знаю, вы вместе с Джеймсом Макмалленом вместе поступили в Оксфорд, в один и тот же колледж, в один год – осенью 1968-го. Я правильно информирована?

– Правильно. Шестьдесят восьмой… – его улыбка стала мечтательной. – Незабываемый год. В плане успеваемости мне до Джеймса было очень и очень далеко. Чего уж там, у него была стипендия, а я тянулся еле-еле. Но к тому времени наше знакомство насчитывало уже не один год. Впервые мы встретились в подготовительной школе. С восьми лет жили в одном пансионе. Типичное английское варварство: все регламентировано до мелочей, грубая пропаганда мужского начала, в общем, сами знаете.

– Можете ли вы рассказать, что случилось после поступления в Оксфорд? Послушать вас, так Джеймс Макмаллен буквально звезды хватал с небес. Почему же он бросил учебу?

– Ах, вы про это? А вы разве не знаете? – Он с подозрением взглянул на нее. – Заболел наш Джеймс. Мамаша у него сущий деспот. Примчалась и утащила сыночка чуть ли не под мышкой. Все подумали, что только на время, но ошиблись. Он больше не вернулся.

– Видно, заболевание было серьезным. Каким же именно? Физическим? Психическим?

– Не знаю точно, – пожал плечами Кент. – Джеймс никогда не говорит на эту тему. Да и его родня хранит молчание, все словно воды в рот набрали. Даже сестра. – Он снова поднял глаза. – Сестричка из преисподней… Вы с ней встречались? – Несколько секунд за столиком царило молчание. – Согласно официальной версии, он страдал каким-то хроническим заболеванием. Гепатит? Нет. Ревматизм? Что-то вроде этого. Сейчас трудно припомнить. Слишком давно все это было.

– Если это официальная версия, то какова, на ваш взгляд, истина? Вам она известна?

– Нет. Во всяком случае, не наверняка. Я всегда подозревал, что он пережил какой-то душевный надлом. Но если это и так, им удалось надежно спрятать концы в воду. Джеймса заживо схоронили в дебрях графства Шропшир. Он изредка писал мне, но после его ухода из Оксфорда мы не встречались года два-три. С одной стороны, можно решить, что с ним стряслось что-то серьезное настолько, что ему пришлось насовсем распрощаться с Оксфордом. С другой – эта штука не могла быть слишком уж серьезной. В конце 1972 года его приняли в армию. А британская армия, как вам должно быть известно, не слишком стремится пополнять свой офицерский корпус за счет пациентов психушек.