в Блуа оказал ей честь, пригласив послушать стансы своего талантливого пажа Пьера де Ронсара. От Генриха Екатерина узнала, что десятилетний поэт – сын небогатого дворянина, снискавшего благосклонность короля в итальянском походе, а позднее сопровождавшего принцев из заточения в испанской тюрьме во Францию. После возвращения дофина из плена сын худородного сеньора Пьер стал пажом у наследника французского престола. Так король оказал честь своему верному подданному, любому дворянину лестно было отдать своего отпрыска в королевскую семью.

Лишенный в детстве родительской ласки, Генрих не скрывал своего искреннего уважения к отцу мальчика и с нежностью, так не свойственной его замкнутому характеру, рассказал Екатерине о Луи де Ронсаре.

– Отец Пьера – благороднейший человек, самый лучший на свете. Так считает его сын и мы с братом. В Испании он помог нам вернуть веру в справедливость. Пьер однажды сказал моему брату: «Если в будущем я добьюсь славы, все похвалы отцу. Это все благодаря ему».

– А ты, Анри, ладишь с отцом? – осторожно поинтересовалась Екатерина.

Генрих промолчал. Она почувствовала, что ее вопрос вызвал в сердце мужа такую боль, словно в него вонзили нож.

– Луи де Ронсар в Испании учил нас, как жить. «Уважайте человека, который умеет держать слово и поступайте по справедливости. Старайтесь, принцы, делать так же, и вы никогда не собьетесь с пути истинного». Вот что я называю образованием. А мой отец? Иногда мне кажется, что он даже имя мое вспоминает с трудом, – Генрих рассмеялся нервно, с надрывом. – В моем сердце до сих пор остались рубцы от четырехлетнего пребывания в испанском плену.

Екатерина всей душой стремилась установить доверительные отношения с Генрихом, но опасалась даже слушать, как он критикует своего отца, – рядом могли оказаться все слышащие уши. Потерять расположение Франциска, которое она снискала и которым дорожила, было очень легко, а завоевать вновь почти невозможно.

– Говори тише, Анри, – шепотом попросила она, – нас могут услышать. Здесь много доносчиков. Твои слова передадут королю.

Генрих плотно сжал губы, но молчать и сдерживать себя был уже не в силах, ему необходимо было поговорить с кем-нибудь о наболевшем. Слишком много обид на отца накопилось в его душе за долгие годы.

– Я ненавижу ту жизнь, которую ведет мой отец. Он окружил себя порочными и алчными женщинами, которые разоряют Францию. Я презираю мадам д’Этамп и мне искренне жаль благородную королеву Элеонору, – голос у него сорвался и понизился до шепота. – Король безрассуден. Когда необходимо быть осторожным, он идет напролом вместо того, чтобы остановиться и все взвесить. Отец не может успокоиться и тянет руку к твоей родине – стране лучших в мире художников.

В отличие от мужа Екатерина понимала незаурядную личность короля гораздо лучше, чем его нелюбимый сын. Она искренне полюбила Франциска и преклонялась перед ним, как перед властелином.

– Пойми, только снова вернув Милан, король сможет забыть о поражении при Павии, – старалась она убедить мужа. – Этот разгром французской армии и позорный плен внушили королю страх перед новым поражением.

– Король – непревзойденный любовник и беспомощный стратег, – упрямо продолжал свои обвинения Генрих. – Он заключил договор с турками! С неверными!.. Ни один христианский монарх не решился бы на это.

– Умоляю, говори тише! Тебя могут услышать!

– Отец должен знать правду. Это пойдет Франции только на пользу.

– Скоро король вернет Франции Милан, что было обязательным условием при заключении нашего брачного договора, и сразу восстановит былое величие своей монархии и свое доброе имя выдающегося полководца.

Екатерина с нежностью посмотрела на Генриха. Он еще ни разу не сказал ей, что рад их браку и счастлив с ней. А она ждала от мужа именно эти слова. Но по выражению лица дорогого ей Анри поняла, что ее доброжелательное отношение к королю только увеличило пропасть между ними.

Генрих поспешно покинул Екатерину, на прощание равнодушно бросив:

– Желаю провести приятный вечер с дофином и его друзьями.

– А разве ты не пойдешь со мной, ведь нас пригласили вдвоем?

– Нет.

После его ухода Екатерина словно окаменела и долго неподвижно сидела в кресле.

Генрих снова унес с собой все ее силы, все чувства. Ей хотелось броситься за ним, но гордость не позволяла это сделать. Очнувшись от долгого оцепенения, она встала, велела привести себя в порядок и с небольшим опозданием отправилась к дофину, чтобы провести вечер в веселой кампании молодых придворных, которые увивались вокруг наследника престола и составляли его собственный двор.

Когда Екатерина вошла в покои дофина, Пьер де Ронсар уже начал свое выступление.

– В прошлом веке именно в этом зале Франсуа Вийон читал королю Людовику XII свою знаменитую «Балладу поэтического состязания в Блуа».

Юный поэт замолчал, заметив вошедшую в зал герцогиню Орлеанскую.

В парадных покоях дофина у изящного камина с тлеющими поленьями, наполнявшими зал запахами леса, вокруг хозяина полукругом расположилось общество придворных. В одно мгновение они обернулись в сторону чужестранки, окинув ее пытливыми взглядами. Чувствительная Екатерина уловила на лицах гостей выражение, какое обычно возникает при появлении чего-то неприличного. В зале повисла тишина. Лишь пламя чуть потрескивало в камине.

Лицо дофина при виде вошедшей Екатерины озарилось приветливой улыбкой.

– Проходите, Катрин, и присоединяйтесь к нам.

Высоко вскинув голову, она приблизилась к дофину и склонилась перед ним в грациозном и почтительном реверансе.

– Извините за небольшое опоздание. Я бесконечно счастлива возможности засвидетельствовать вам свое почтение.

Даже самые взыскательные среди придворных не смогли бы найти ни одного недостатка в изысканном реверансе флорентийки. А вот ее итальянский акцент заставил некоторых злорадно ухмыльнуться.

– Я рад видеть вас среди самых близких моему сердцу друзей, – дофин указал ей на свободное кресло рядом со своей возлюбленной, белокурой красавицей мадам д’Этранж. – Присаживайтесь и украсьте своим присутствием наш вечер.

– Монсеньор, благодарю вас за столь лестные слова. Вы не представляете, сколь дороги они моему сердцу.

Екатерина опустилась в одно из кресел, затянутых голубым шелком и расшитых серебром, и с интересом посмотрела на стоящего посреди зала невзрачного мальчика. Он был маленького роста для своих лет, темноволосый, смуглый, с выразительными, лукавыми, черными, как маслины, глазами.

– Порадуй нас новыми стихами, Пьер, – приветливо обратился к своему пажу дофин. – Да не оставят музы своим покровительством твои труды.

Все ободряюще улыбнулись юному дарованию.

Мальчишеским, немного хрипловатым голосом Пьер де Ронсар тихо начал читать стихи. Они звучали как-то особенно нежно, словно высказанное наедине в весеннем саду, полном щебетания птиц, признание в любви.

В этой неповторимой музыке слов звучало что-то неземное. Мальчик, безусловно, обладал светлым умом и высокой душой. Он мгновенно преобразился и воспарил над всеми, стал похож на Амура, явившегося на землю, чтобы подарить людям радость.

Екатерина любила поэзию и превосходно знала ее, благодаря урокам и беседам с несравненным Ипполито. Именно о нем, о его нежности и любви к ней она вспомнила в эти минуты. Она смотрела на Пьера де Ронсара созерцательно и серьезно, словно на редкое произведение искусства. Муза, безусловно, щедро одарила мальчика своей высочайшей милостью. Юный поэт казался ей пришельцем из совершенно иного, бесконечно далекого и прекрасного мира. Стихи Ронсара глубоко тронули ее, взбодрили душу,