Переговоры короля с Гизом длились три часа, результатом которых явились лишь обещания герцога помириться с д’Эперноном.

Герцог спокойно покинул дворец.

Когда де Гиз удалился, Генрих в ярости крикнул матери:

– Из уважения к хозяину он пока воздерживается пинать ногами его любимого пса. Ответь мне, кто король этой страны? Я, Валуа, или король Парижа, герцог Гиз?

Екатерина промолчала, с ужасом спрашивая себя, что будет дальше.

Выйти живым из Лувра было настоящей победой герцога Гиза. И это почувствовали не только ближайшие его соратники, но и все население столицы. Целый кортеж провожал герцога до его дворца. Народ кричал ему приветствия и толпился у входа во дворец и в саду. Весь вечер и всю ночь не прекращался поток капитанов и буржуа, пришедших предложить герою свои услуги. Но герцог воздерживался от агрессивных действий.

Король же, наоборот, принял решение взять ситуацию в Париже под свой строжайший контроль. Прибывшие воинские подразделения присоединились к верным королю войскам в городе. На эти действия Париж ответил баррикадами. Атмосфера в столице накалялась и становилась взрывоопасной.

Без ведома матери король ввел в столицу швейцарцев и гвардейцев.

Екатерина умоляла сына добиться мирного урегулирования конфликта. Она отправила к Гизу верного Бельевра поторопить герцога начать переговоры с королем. Ей казалось, что лигистам нечем защищаться и они не устоят против королевских солдат, а тем более против пушек.

Парижские буржуа, напуганные возможностью войны на улицах своего города, выступили против уступок и проявили в отличие от герцога агрессивность. Количество баррикад увеличилось, и королевские части оказались в окружении. Лигисты не допускали до солдат короля даже обозы с продуктами.

На мосту Нотр-Дам произошел инцидент: швейцарцы дали залп из аркебуз, чтобы разогнать толпу. Реакция лигистов последовала незамедлительно: двадцать швейцарцев было убито и около тридцати ранено. Солдаты начали быстро отступать. Вслед им полетели камни и разные предметы из окон домов. Первое уличное сражение выиграли лигисты.

Всю ночь они готовились к штурму Лувра.

Сестра Гиза, герцогиня де Монпансье, шагала по улицам во главе процессии, призывая народ сплотиться вокруг ее брата. Она отличалась безудержностью. Герцогиня распространяла по городу памфлеты, заказала художнику картину с изображением Елизаветы Английской, мучающей католиков. Она подталкивала народ к убийству Генриха Валуа и коронации брата.

Но Генрих де Гиз не мог решиться на уничтожение монарха. Он не разделял эмоциональный подъем, охвативший его сестру. Он понимал, что удержать титул короля Франции труднее, чем титул короля Парижа. Стремясь к первому, можно потерять второй. Его честолюбие достигло апогея, но он знал, что легче всего поскользнуться в конце дороги.

Генрих де Гиз выжидал.

Пытаясь найти выход из создавшегося положения, Королевский совет рекомендовал королю покинуть столицу, то есть бежать. Это предложение было встречено Екатериной Медичи в штыки. Она, уже тяжелобольная, еще верила в свой талант убеждать людей. Королева-мать сама отправилась к герцогу де Гизу, который встретил ее очень холодно, заявил, что не в силах остановить народ и категорически отказался идти в Лувр.

Пока Екатерина вела переговоры, Генрих III, боясь, что лигисты захватят все ворота в городе, бежал из Парижа в сопровождении шестидесяти человек.

Когда новость о бегстве короля дошла до Гиза, герцог обвинил во всем Екатерину Медичи. Он посчитал, что королева-мать специально начала переговоры, чтобы усыпить его бдительность и организовать бегство сына. Теперь королевская власть в столице была представлена лишь королевой-матерью. Но герцог фактически получил в руки корону Франции.

Триумф лиги сначала вызвал бурную радость народа. Но вскоре, как это часто бывает, настало время отрезвления. Парижане испугались. Если немногие по-прежнему требовали отнять корону у Валуа, то большинство корило себя за то, что все зашло так далеко.

Генрих III прибыл в Шартр. В это время лига полностью контролировала столицу. Екатерина и жена короля Луиза Австрийская оказались заложницами в руках лигистов.

Разогнав королевское правительство, участники-лигисты этой майской революции пытались взять под свой контроль все государственные учреждения. Однако еще накануне критиковавший короля парламент отказался поддерживать мятежников.

Президент парламента во время встречи заявил Гизу:

– Очень печально, когда слуга прогоняет своего хозяина.

Компромисса не получилось. Парламентарии решили отправить своих представителей к королю.

Несговорчивость парламентариев не смутила герцога. Лигисты захватили Бастилию: комендант сдал крепость без боя. Шестнадцать пушек крепости были заряжены и направлены в сторону города.

Екатерина Медичи безуспешно пыталась добиться от Гиза списка требований лигистов, но герцог не торопился, ибо теперь стал хозяином Парижа и время играло на него. Он тянул с ответом, говоря, что должен проконсультироваться с другими вождями лиги.

Наконец он соизволил явиться к Екатерине с черновиком требований. Лигисты требовали назначения герцога Гиза главнокомандующим, отстранения д’Эпернона, утверждения нового муниципалитета, назначения капитанами крепостей людей Гиза. Одновременно парижане стали требовать от других больших городов Франции полной поддержки в борьбе за истинную веру.

В конце мая король принял делегацию парламентариев. На этой встрече Генрих III решительно заявил, что готов простить парижан, если они чистосердечно раскаются и признают свои ошибки. Вслед за парламентариями и другие делегации заторопились в Шартр. Отдельно прибыли представители духовенства. Все они просили прощения у короля и призывали его вернуться. Королю казалось, что время баррикад прошло, народ выпустил пары и успокоился. Надеясь на легкую победу, Генрих III объявил о своем намерении собрать Генеральные штаты.

Его речь на вступительном заседании Генеральных штатов была решительной, словно за ним в этот момент стояло сто тысяч верных солдат:

– Есть французы, которые хотят создавать лиги, не спрашивая государей… Всякая лига, не подвластная мне, не должна быть терпима. Ни Бог, ни король не позволят ей существовать. А тех из моих подданных, кто будет замешан в этом деле без моего ведома, я объявлю виновными и изобличенными в оскорблении Величества.

Ему аплодировали. Этот тридцатисемилетний король, истерзанный мистик, монарх без наследника, авторитета и власти, олицетворял судьбу Франции и стремился всеми силами сохранить ее единство.

На следующий день кардинал де Гиз, до крайности разгоряченный, явился к королю во главе целой делегации и потребовал отказаться от своих слов. Во избежание скандала Генрих уступил и велел вычеркнуть из протокола слова, клеймящие день баррикад.

Депутаты-лигисты потребовали от Генриха III клятвы верности католицизму и идеалам лиги. Король в свою очередь желал клятвы верности депутатов законам Франции и государю. Собрание настаивало на своем участии в выработке законов. Монарх не возражал. Казалось, что собрание было близко к согласию. Генрих III шел на неслыханные уступки, отрекаясь от традиций государственного управления.

Но на заключительной сессии ситуация резко изменилась. Испания нарушила Като-Камбрезийский мирный договор, бросив на форт Карманьель, принадлежавший Франции, свою армию. Испанский король Филипп И, боясь единства и усиления Франции, пытался втянуть Генриха III в военный конфликт. Возникшая опасность умело использовалась лигистами.

Гизы целиком завладели вниманием депутатов ассамблеи. Умело манипулируя собранием, они подняли самый острый вопрос – налоговый. На короля посыпались упреки в коррупции его советников и необоснованном повышении налогов, депутаты требовали сократить подушный налог и установить контроль за расходами государя. Герцог де Гиз предрекал установление тирании Генриха III и неминуемое падение Генеральных штатов, пугал военной силой гугенотов, подстрекая к войне.

В этой обстановке Генриху III невозможно было получить санкцию депутатов на требуемую казной сумму налогов. Собрание навязывало свои жесткие условия: снижение налогов, преследование