Я сбегал на кухню, схватил веник, вернулся к себе, встал перед окном, оседлал веник (ой, как же это все долго!)…
«Лети!» – написал мне потолок.
Ну я так ногами оттолкнулся, что тапочку потерял. В ушах залихватски свистнуло, рвануло назад (еле удержался!), в лицо ударила струя холодного воздуха. Назад уже не рвало, а так, потягивало. Я крепче ухватился за веник. Что там потолок писал про «не положено»? Ой, не положено летать на вениках осенней ночью в одних трусах. Холодно потому что. Пальцы заледенели в момент, и зубы начали стучать, какая тут радость полета? Чего меня сюда понесло? Ах, да, Мишка! Я наконец сподобился посмотреть вниз – прикольно. Крыши домов были близко-близко, я едва не скреб их пятками. Бабай улепетывал через двор, в свете фонарей я отлично видел его громоздкую фигуру, которая теперь была жирной точкой. Вот спикирую сейчас ему на шею, схвачу мешок – и домой. Удержать бы только!
Я чуть наклонил вперед ручку веника и камнем полетел вниз. Бабай все еще бежал через двор, я на венике его настигал. Чтобы схватить мешок, надо хотя бы руку освободить, а я не мог: летел, вцепившись в веник, отпущу – свалюсь же. До спины бабая остались считаные метры, если сейчас не отпущу этот проклятый веник…
Меня дернуло вперед, назад, двинуло по лбу вениковой ручкой.
– Ой! Что творишь, Уй-ияси-джан?! – Бабай наклонился надо мной. Я лежал на земле, придавленный веником. – Прости, не признал сперва, думал – ребенок. Сказал бы, что ли, чем по воздуху за мной гоняться. Прости, дорогой!
Бабай участливо подал мне руку. Мишка в мешке завыл:
– Пусти, скотина!
Я потряс головой:
– Кого не признал-то?
– Так тебя, Уй-ияси, решил, что второй ребенок не спит.
– Я и не спал.
– Конечно, какой тебе ночью сон, когда работы полно! Ну не сердись! Хочешь, мышей старых заберу? Ты, я видел, без кошки маешься. Потерял или не завел еще?
– Потерял. Забери, а? Мне за ночь все не успеть… – Не знаю, за кого принял меня бабай, но пусть он и дальше меня таковым считает. Может, и правда, мышей заберет? Какой с них прок, с мышей-то?
– Не прибедняйся, Уй-ияси-джан! Идем заберу! – Бабай тряхнул мешок, и оттуда выпал осоловевший Миха:
– Димон, он меня украсть хотел!
– Больше не хочет. Пошли домой.
Мишка опасливо покосился на бабая и взял меня за руку:
– Он с нами пойдет?
– Да, ему мыши нужны.
– Зачем?
Хороший вопрос. Но я нашелся:
– Чтобы у нас не было.
– А…
Бабай плелся сзади и старательно оправдывался:
– Я вижу в окно: двое детей не спят, вот и забрал младшего. Не признал тебя в старшем, Уй-ияси– джан!
– Да ладно… – Мне даже неловко стало. Кто такой этот Уй-ияси, что его бабай боится? И почему меня приняли за него?
И почему со мной разговаривает потолок и полный дом бесенят, богарты в шкафу… В Москве, что ли, так принято?
Я перелез через подоконник, перекинул Мишку, бабай заскочил следом и тотчас пропал на кухне. «Молодец, – написал потолок. – Теперь приберись и можешь будить хозяйку». Да чего это он раскомандовался-то, а?
– Не буду!
«С ума сошел?»
– Димон, а чего такой бардак-то в комнате? – подал голос Мишка.
– Бабай устроил. Ложись, я уберу.
Игнорировать такой бардак – действительно верх легкомыслия. Родители проснутся, увидят – мало не покажется! Но все равно:
– Нечего командовать, слышишь!
«Я просто хочу помочь».
– Мне?! Чем это?
– Димон, с кем ты разговариваешь?
– Сценку репетирую. Так чем?
«Будешь плохо выполнять свою работу – тебя заберет управа».
– Районная, что ли?
«Да».
– Шутишь?
«Нет».
Вот и поговорили.
– Какая у меня работа-то хоть? И с чего бы это? Вчера был свободен, как ветер…
«Жизнь такая. Прибери в комнате и буди хозяйку».
– Так точно, товарищ командир!
– Дим, это сценка про войну?
– Да.
– Тогда встань по стойке «смирно».
– Хорошо. – Я встал по стойке «смирно» и выдал: – Какая, на фиг, жизнь! Объясни мне, наконец, что происходит!
– Не по уставу, – заметил Мишка.
«Все уже произошло, – отписал потолок. – Работай, времени мало».
– Да иди ты в баню!
«Не положено».
– Не по уста-аву! – Мишка приготовился разреветься.
– Да ну вас всех! – Я пнул лежачий стул и принялся за уборку.
На кухне громыхал кастрюлями бабай. Мышей ловил – не иначе. Чувствую, что и за ним убирать придется. А что там потолок говорил насчет кошки? Неплохая мысль, если это избавит меня от шляющегося по кухне бабая. Не самому же мышей ловить, в самом деле?
Через полчаса комната выглядела вполне сносно. Осталось только замести мусор, но это мы мигом. Веник здесь, раз-два – готово. Мишка уже спал. Я пошел на кухню выкинуть мусор и заодно посмотреть, как там бабай. Бабая уже не было, поймал, наверно, своих мышей и ушел восвояси – слава богу. Большого бардака он не учинил: только две табуретки опрокинул, и все. Я открыл шкафчик под раковиной, чтобы выкинуть мусор, и – сюрприз! Верхом на ведре сидел богарт и чавкал картофельной шелухой. Я вытряхнул совок, не обращая на него внимания.
– Эй, чего кидаешься?
– А ты чего здесь? Кыш!
– Сам кыш!
– Ну и оставайся тут, дурак! – Я от души захлопнул шкафчик и запер его. Надоела эта нечисть, пускай сидит в помойке, если нравится. Там ей самое место!
Глава VII
Роковое блюдечко
Арсений вернулся в камеру такой радостный, будто мышь проглотил, заговорщицки подмигнул Вене и кивнул на свою печь: пойдем, мол, ко мне. Веня только возмутился про себя: Арсений в колонии