позволял себе изменить методы воспитания.
– Мне надо переодеться, уйдите!.. Вы кто?!
– Конь в пальто! От Кирилла Обухова я! Поехали так, вещи с собой возьмешь.
Видя, что Лариса не торопиться, Кинг-Конг взревел:
– Быстрее!
Он схватил сумку с ее вещами, побросал туда лифчики, штаны, блузки. Танцоры просто онемели от такого кощунства.
– Все остальное сами соберете и привезете, куда вам скажут, – велел им парень. Потом он закинул сумку на плечо, а свободной рукой начал подталкивать Ларису к выходу. – Пошли, пошли, не стой!
Перед клубом была большая площадка, окруженная четырьмя колоннами. Колонны остались от тех времен, когда клуб еще назывался кинотеатром. На крыльце встречал второй парень. Он услужливо открыл дверь «Вольво», как-то воровато при этом оглянувшись, помог посадить Ларису в салон. Похититель прыгнул на переднее пассажирское сиденье, Лариса осталась сзади в одиночестве. «Вольво» сразу рванула с места.
– Куда мы едем?
– Пригнись…
– Что?
– Пригнись!
Лариса опустила голову, скорее, от страха, нежели следуя указаниям. Она сделала это вовремя: как только «Вольво» вырулила с площадки, на ее место с противоположной стороны вкатил темно-синий «Опель». Выигрышное время исчислялось секундами. Замешкайся Лариса с посадкой, обе машины встретились бы бампер к бамперу.
«Вольво» помчалась прочь.
– Засек? – спросил водитель.
– Нет, не успел, нормально все. – Верзила обернулся назад, к Ларисе. – Как самочувствие?
– Что случилось-то?
– От Обухова тебе привет. Извини, что втемную везем. Когда приедем, примешь душ, перекусишь, переоденешься… ну, все, что там тебе надо делать. Потом будешь ждать.
Лариса, все еще потная и взбудораженная после концерта, уронила голову на руки. Ей нужно отдышаться. Она ничего не понимает, но надо хотя бы отдышаться, черт возьми.
– Еще раз извини, – сказал верзила, – пришлось тебя пинками подгонять.
Лариса подняла голову.
– Почему мы так спешили?
– Так было надо. Видела эту тачку?
– Ну.
– Опоздай мы чуть-чуть, тебя увезли бы эти. Присоединилась бы к своему сыну. Нам повезло, что эти кретины…
Дальше Лариса не слушала. Она откинулась на спинку сиденья, минуты две кусала губы, потом не выдержала и зарыдала. От злости, от обиды, усталости. Все, что копилось внутри, вырвалось наружу фонтаном, как из сорванной трубы. Пожалуй, так она не плакала давно.
Парни притихли. Кинг-Конг после продолжительных раздумий протянул девушке чистый носовой платок.
Ассистент режиссера, худой мужчина в очках, был вне себя от ярости.
– Вас слишком много сегодня! – кричал он, толкаясь локтями. Толпа в коридоре перед павильоном «Неон-ТВ» никак не отреагировала на это заявление, и ассистент снова попытался воззвать к благоразумию.
– Граждане сопровождающие, вас не должно быть здесь в таком количестве! Охране здесь вообще нечего делать, идите покурите!
Он подошел к Глебу, что стоял ближе всех, и обратился персонально к нему:
– Господин хороший, я невнятно объясняю?
– У меня пропуск, – буркнул Глеб.
– Я его аннулирую. Какой идиот столько пропусков навыписывал! Здесь съемочный павильон, а не зоопарк, давайте, давайте…
Неожиданно между ними нарисовался растрепанный молодой человек в фирменной футболке телекомпании.
– Это со мной! – рявкнул он, уводя Глеба в сторону.
– Стручков, ты заколебал со своими гостями, сколько можно!
– Сколько нужно.
– Остальные тоже с тобой?
Василий оглядел собравшихся. Участники эфира уже давно сидели в павильоне за большим панорамным стеклом, здесь в коридоре толпились представители свиты, человек десять. Толкучка невообразимая.
– Сколько с вами? – тихо спросил Стручков у Глеба.
– Двое.
– Давайте их сюда.
Обращаясь к ассистенту режиссера, он радостно объявил:
– Все, остальных выгоняй!
– Спасибо за разрешение!
Пока ассистент голосил на непонятливых зевак, Василий аккуратно подвел Глеба и его людей поближе к стеклу. Отсюда открывался отличный вид: вот длинный и низкий столик, за которым расселись Лесневский и его помощники, включая Вадима; напротив – зрители. Посередине из стороны в сторону ходил невысокий молодой мужчина с радиомикрофоном в руке и красной папкой под мышкой, очевидно, ведущий передачи. Весь съемочный павильон ярко освещался десятком юпитеров, камеры стояли наизготовку.
– Стойте здесь, – велел Вася, – и дальше не заходите, иначе я вылечу отсюда вместе с вами.
– Не волнуйтесь, я знаю, что такое телевидение, – уверил его Глеб.
До начала эфира оставались считанные минуты. Глеб посматривал на часы. Он ждал звонка от Кирилла при любом исходе операции, но лучше бы результат оказался положительным.
Вадим держался уверенно. Никаких нервных движений, никакого волнения, как перед первым выходом на «Пилоте». Он даже немного расслабился. На столике перед ним, рядом с бутылочкой минеральной воды, лежали листы бумаги с тезисами, авторучка и блокнот. Эффектный антураж…
Глеб вынул свой сотовый телефон из кармана, убрал звук.
– Так, через минуту выходим! – объявил в микрофон режиссер Евгений Ксенофонтов, сидящий на своем привычном месте в стеклянной комнатке перед павильоном. – Всем поймать тишину, эфир прямой! Гости в студии, аплодисменты поскромнее, тут серьезные мужчины сидят. Если мне не понравятся ваши аплодисменты, обещанные сто граммов не состоятся. Всем понятно?
Гости в студии загалдели.
– Вижу, понятно. Все, тишина! Приготовились, вас смотрят миллионы инопланетян…
Глеб со своего места мог видеть, как Вадим вдруг подобрался, словно парашютист перед прыжком. Все-таки он волнуется. Сидящий рядом Андрей Нестеров что-то шепнул ему, Вадим улыбнулся. Глеб успел поймать его мимолетный взгляд в сторону телекамеры.
«Молодец», – подумал Шестопалов.
Режиссер пустил в павильон звук с эфира. Шла реклама какого-то шампуня. Гости снова загалдели, уставились в мониторы, будто никогда не видели телевизора.
– Константин Палыч! – обратился Ксенофонтов к кандидату на пост мэра. – Гостинцы сегодня от вас будут?
Лесневский улыбнулся. Нагнувшись к пришпиленному к его рубашке «жучку», пробасил:
