увидеться с вами. Я просто не знаю, как благодарить Курати – так зовут этого человека – Санкити Курати, – Йоко показала сестрам, какими иероглифами пишется его имя. – Может быть, Ай-сан, наслушавшись об этом человеке от тетки или еще от кого-нибудь, не верит мне. Я не зря вернулась, у меня были на то важные и очень сложные причины. Так что не надо никого слушать. Верьте только мне, ладно? Я вообще могу не выходить замуж. Для меня нет ничего радостнее, чем быть вместе с вами. Если у Кимура-сан появятся деньги и здоровье мое улучшится, быть может, мы поженимся, но когда это произойдет – неизвестно, а до тех пор… что, если я сниму где-нибудь домик и мы счастливо заживем вместе? Ты согласна, Саа-тян? Тогда не нужно будет возвращаться в пансион.

– Сестрица, в пансионе я каждую ночь плачу. Ай-сан хорошо спит, а я ведь маленькая, и мне очень грустно, – сказала Садаё.

Услышав это печальное признание из уст только что весело болтавшей Садаё, Йоко еще больше растрогалась.

– Я тоже плакала, – сказала Айко. – А Саа-тян только под вечер хныкала, а потом засыпала. Сестрица, я до сих пор ничего не говорила Саа-тян… чего только не болтают о вас… А пойдешь с Саа-тян к тетке – нехорошо долго не навещать, – так и там услышишь такое, что… Хоть не ходи никуда. И Кото-сан перестал писать… Тадзима-сэнсэй одна только и жалеет нас, но…

У Йоко внутри все кипело.

– Ну, довольно. Простите меня. Видно, и я не всегда правильно поступала… Был бы жив папа, нам не пришлось бы переживать все эти неприятности (Йоко умышленно не упомянула о матери). Сироту всегда легче обидеть. Ну-ну, не нужно так плакать, Ай-сан! А ты еще большая плакса, чем сестра! Я вернулась и теперь все возьму на себя, а вы спокойно учитесь, не обращая внимания на людские толки.

Огонь в хибати догорел. Уже подкрадывалась ночная прохлада. Совсем сонная, Садаё терла заплаканные слипающиеся глаза и с удивлением глядела на бледную от волнения Йоко. Айко отвернулась, чуть слышно всхлипывая.

Йоко не стала ее успокаивать, потому что у нее самой так щемило сердце, что она едва сдерживала рыдания и, стараясь унять охватившую ее дрожь, сосредоточенно смотрела на хибати.

Чтобы исправить ошибки прошлого, надо начать жить по-новому. Иного пути нет. При этой мысли сердце Йоко похолодело от отчаяния.

И все же, когда примерно час спустя после того, как сестры улеглись в большой комнате, Йоко услышала, что в номер напротив пришел Курати, она сразу же вскочила с постели. Некоторое время она прислушивалась к дыханию сестер и, убедившись, что разрумянившиеся девочки крепко спят, накинула халат и выскользнула из комнаты.

Еще через день в гостиницу позвонил Кото и попросил узнать, может ли Йоко принять его часов в девять. Йоко велела передать, чтобы он пришел после десяти. Она решила, что лучше встретиться с Кото, когда Курати уедет в Йокогаму.

Приехав в Токио, Йоко уведомила тетку и госпожу Исокава о своем возвращении, но ни та, ни другая не только не навестили ее, но даже не ответили на письма. Уж могли бы прийти утешить ее, пусть даже осудить. «Ни во что меня не ставят», – подумала Йоко, но потом решила, что в конце концов так даже лучше, меньше хлопот. Она встретится с Кото и от него узнает все, что говорят о ней в Токио, а о том, как вести себя дальше, еще успеет подумать.

Хозяйка гостиницы буквально не отходила от Йоко, стараясь угодить ей во всем. Делала она это, разумеется, по просьбе Курати, который при всей своей кажущейся неотесанности вникал в каждую мелочь. Газетные репортеры каким-то образом пронюхали, где находится Йоко, и осаждали гостиницу, но хозяйка ловко их спроваживала. «Теперь и близко к гостинице не подходят, – хмурясь, рассказывала она, – издали следят за каждым шагом Йоко». Особый интерес газетчиков вызвало, по-видимому, то, что когда-то Йоко была возлюбленной Кибэ. Девочкой она мечтала стать журналисткой, но сейчас этих людей, которые приходили что-то выведать, относила к самой презренной касте, а слово «репортер» вызывало у нее тошноту. Она не забыла, как в свое время в Сэндае была опубликована подлая фальшивка о ней, ее матери и редакторе газеты. Йоко не знала, в какой мере это справедливо в отношении матери, но что касается ее, Йоко, то это была чистая ложь. Более того, мать была торжественно реабилитирована на страницах газет, а с Йоко так и не сняли обвинения. Все эти горькие испытания вконец ожесточили Йоко. Когда она прочла заметку в «Хосэй-симпо», то прежде всего подумала о том, как бы через какую-нибудь газету нанести госпоже Тагава ответный удар. Это будет не так уж трудно, потому что добродетель для госпожи Тагава все равно что рисовая похлебка, и после такого удара она не посмеет нигде показаться. И все же Йоко не осуществила своего плана, чтобы не иметь никаких дел с газетчиками.

Утром Курати и Йоко, как всегда, завтракали вместе с хозяйкой и шутили по поводу того, что Йоко давно уже знала о злосчастной статейке.

– Дьявольски занят был, поэтому ничего делать не стал… Ведь спешкой можно все испортить. Но придумать что-то надо, иначе хлопот не оберешься.

Бросив на стол палочки для еды, Курати перевел взгляд с Йоко на хозяйку.

– Ну, конечно, надо. Смешно, право, – с серьезным выражением умных глаз проговорила хозяйка. – Уж так будет обидно, если из-за этой статьи у вас выйдут неприятности по службе. В «Хосэй-симпо» у меня есть несколько хороших знакомых. Если хотите, я могу при случае поговорить с ними. А то слишком уж вы беззаботны оба.

Курати в ответ пробормотал что-то. Он, пожалуй, уже готов был согласиться с хозяйкой, но Йоко заявила, что вряд ли удастся замять эту историю, как бы ловко хозяйка ни повела дело, потом пояснила, что все это затея госпожи Тагава, почему-то враждебно настроенной к Йоко, а «Хосэй-симпо» принадлежит доктору Тагава, почему, собственно, там и появилась заметка. Связь между Тагава и газетой явилась для Курати совершенной неожиданностью.

– А я было подумал, что это работа Короку. Ненадежный малый. Впрочем, сделай это он, заметка вряд ли появилась бы так скоро.

Курати спокойно встал и вышел в соседнюю комнату переодеться.

Не успела горничная убрать со стола, как доложили, что пришел Кото.

Йоко немного растерялась. Заказанное платье еще не было готово, и она надела легкомысленное, плотно облегавшее фигуру кимоно из полосатой материи с черным атласным воротником, какое иногда носят гейши. Она чувствовала себя хорошо в этом наряде, и Курати похвалил его, сказав, что кимоно ей