Кимура, с грустью глядя на Йоко, воскликнул:

– Йоко-сан, только не плачьте. Я этого не выдержу, успокойтесь! Дождемся и мы счастливых дней. Тот, кто верит в Бога, – не знаю, есть ли у вас такая вера сейчас, но ваша матушка была человеком твердой веры, да и вы в Сэндае тоже, по-моему, верили, – тот должен в дни испытаний идти вперед с верой и упованием. Бог всеведущ… Поэтому я непоколебимо уповаю на него.

Голос его звучал решительно и твердо. Упования? Но Йоко лучше Бога знает, что ждет Кимура впереди. Вскоре его надежды сменятся разочарованием, а затем и отчаянием. Какая вера, какие упования? В избранном Йоко пути – в этой узкой тропинке, оканчивающейся тупиком, Кимура видит небесную лестницу, по которой спускаются и поднимаются ангелы. Ах, какая там вера!

Йоко вдруг представила себя на месте Кимура. «Вот я верчу им, как мне хочется, а кто-нибудь или даже что-нибудь вертит мною. Чья-то сильная рука хладнокровно и безжалостно управляет моей судьбой. Разве могу я поручиться, что мои надежды не рухнут раньше, чем рассеются, как дым, его чаяния? Кимура – хороший, а я – дрянь». Йоко вдруг захотелось стать хорошей и доброй.

– Кимура-сан, – промолвила она, – вы непременно будете счастливы, непременно. Что бы ни случилось, не падайте духом. Не может быть, чтобы такому хорошему человеку, как вы, были суждены одни несчастья… Надо мной же с самого рожденья тяготеет проклятье. По правде говоря, у меня есть все основания не верить в Бога, не верить… я должна ненавидеть… Послушайте… И все же я верю, потому что презираю малодушие. Я тверда, я смело смотрю в будущее и жду, как поступит Бог с такой, как я.

Какая-то смутная горечь переполняла ее сердце, и она не знала, кого винить в этом.

– Вы, возможно, скажете, что такой веры не бывает… Но… Но в этом моя вера. Истинная вера!

Она вытерла платком навернувшиеся на глаза горячие слезы и решительно посмотрела на Кимура.

– Оставим этот разговор. Чем больше мы будем говорить, тем мрачнее покажется будущее. Людям злосчастным не стоит беседовать на подобные темы… Послушайте… Вы совсем затосковали. Можно ли так огорчаться только из-за того, что я тут наговорила. Вы ведь мужчина…

Кимура, бледный и безмолвный, не смел поднять глаз.

В эту минуту дверь неожиданно открылась, и кто-то; извинившись, вошел в каюту. Перед опешившими Кимура и Йоко предстал тот самый искалеченный старик матрос, за которым ухаживала Йоко. Он сказал, что из-за хромоты не может больше оставаться матросом, но, к счастью, у него есть племянник – владелец небольшой фермы в Окленде, который как-нибудь его прокормит. И вот сейчас он решил зайти попрощаться и еще раз поблагодарить Йоко.

Йоко, как могла, утешала его, смущенно моргая покрасневшими от слез глазами.

– Да что там, я ведь старая развалина, мне уже не под силу такая работа. Господин ревизор и боцман из жалости меня держали, а я радовался… Вот и наказал Бог…

Старик робко улыбнулся. Когда же он стал говорить, что в Японии у него не осталось никого, кому он мог бы передать поклон, и еще что-то такое же печальное, Йоко, чуть не плача, понимающе кивала и в конце концов, несмотря на протесты Кимура, поднялась с постели, сложила в корзинку все фрукты, принесенные женихом, и отдала их старому матросу.

– Там, на берегу, у вас, возможно, будет сколько угодно фруктов, но все же возьмите это с собой. А если найдете в корзинке еще что-нибудь, считайте это подарком от меня, смотрите только, чтобы не украли.

Приход старика вернул Йоко к ее обычному состоянию.

– Какой он простой и искренний, просто прелесть. За такого старика я бы охотно вышла замуж… Ну как не подарить ему что-нибудь!

Она глядела на Кимура, который был по-прежнему хмур и молчалив, по-детски, широко раскрытыми глазами.

– Знаете, что я ему подарила? То обручальное кольцо, которое вы мне дали… Больше ведь у меня ничего нет.

«Почему эта женщина так изменчива и беззаботна?»– казалось, кричала каждая черточка на лице Кимура. Он хотел что-то сказать, но раздумал и лишь тяжело вздыхал.

«Ну что за нудный человек!» – с раздражением думала Йоко, испытывая желание снова поддразнить его, и сказала с самым невинным видом:

– Кимура-сан, мне хочется, чтобы вы купили подарки, – для сестер, конечно, ну и для родственников, и для Кото-сан тоже. С пустыми руками мне просто неудобно показаться им на глаза. Тетушка Исокава, наверно, уже получила письмо от госпожи Тагава, которое, конечно, вызвало там, в Токио, целый переполох. Я доставила им много хлопот при отъезде, бросила на них дом, сестер. Что же они подумают о вас, если вы отпустите меня без подарков? Их упреки будут для меня горше смерти.

Купите что-нибудь оригинальное. Тех денег, что вы хотели мне дать, хватит, не правда ли?

Кимура с нарочитой мягкостью, словно уговаривая капризного ребенка, ответил:

– Хорошо, я куплю подарки, раз вы этого хотите. Только лучше бы вам взять эти деньги с собой. Подарки можно ведь купить и в Йокогаме. Но, по-моему, лучше приехать без подарков, чем без денег.

– Ну, там я уж как-нибудь устроюсь, а вот подарки… Сейчас я вам покажу, что можно купить в Йокогаме. Вот посмотрите-ка! – Она указала глазами на коробку со шляпой, стоявшую на полке. – Когда мы с Кото-сан покупали ее в Йокогаме, я думала, что это самая лучшая. А на пароходе увидела, как одеты дамы, и теперь смотреть на нее больше не могу. А какое европейское платье было на госпоже Тагава! Нет, я ни за что больше не надену европейской вещи, купленной в Японии, ни шляпы, ни костюма.

Кимура внимательно разглядывал шляпу.

– Да, в самом деле, фасон несколько старомодный, но качеством она не уступит самым лучшим здешним изделиям.

– Вот это-то и плохо. Чем вещь дороже, тем безобразнее она выглядит, как только выйдет из моды. Впрочем, эти деньги нужны вам самому, не правда ли? – добавила она, помолчав минуту.

– Нет, нет, я ведь все равно собирался отдать их вам, – торопливо, словно оправдываясь, возразил